Механизм. Ублюдки тоже чьи-то дети…

«На юге, среди сопок, в глубине одной из них, есть храм – дом трех божеств. Столь древних… древней Ульгеня… люди их имен давно не помнят. Хотя некоторые старики считают один из них и есть Ульгень.

Молочные братья, каждый облечен огромной силой. Старший обращать живое в самого себя. Средний отравлять умы, неволить видением того чего на самом деле нет. Но им обоим уже скоро наскучила бы бесконечность и растворила их в себе: ведь мирозданье тогда было неизменно, и в своем постоянстве везде одинаково, лишь повторяло себя как волны великого океана.

Однако младшего брата – Ульгеня, отличало умение творить. Вернее, способность творить была у всех троих братьев, и даже потом смертные могли повторить некоторые из их чудес, но лишь Ульгень мог созидать новое, того чего волны великой бесконечности еще не видели: как-то огонь в нашем очаге… или во дворе колодец… – не сотвори их Ульгень, никто б не знал, что пищу можно готовить, а воду брать не только из реки… хотя и сами реки тоже сотворил Ульгень.

Но однажды, еще до рожденья нашего мира, Ульгень решил создать жуткого змея способного перерождать воды мироздания. Младшие братья испугались, что, пожелав, чудовище возвысится над ними, и даже Ульгень не совладает с ним.

Мне же кажется они попросту позавидовали тому, что если Ульгень способен на такое, то вся их сила в сравненье с ним ничто, и они не больше боги для бесконечности чем мы для того же огня.

Боги попытались отговорить младшего брата, и Ульгень согласился не создавать змея. Но затем старший сказал среднему: «Как можем мы быть уверенны, что он его не сотворит в тайне от нас.». Средний предложил убить брата. Но старший вновь проявил жестокую мудрость, сказал: «Нельзя убивать. Без его силы мы и сами скоро обратимся в прах.» – и предложил заточить Ульгеня в храме, луну приставить охранять выход, а границы опечатать тотемами из камня с начертанными на них заклятьем.

Предание гласит Ульгень не вынес лишения творить, множество веков назад рассыпался кусочками тлеющих углей, из которых возникли люди – последний и самый искусный его замысел.».

Дед не отличался крепостью здоровья или силой, но следопытом и охотником отменным слыл. Однажды, когда Тимиру исполнилось уже двенадцать, старик в очередной раз взял его на зверье.

Шли третьи сутки.

С утра они оставили лошадей у палатки, отправились к тропе. Ступалось легко. Снега год выдал меньше обычного, не выше щиколотки, а местами так и вовсе серели участки земли, покрытой сухой заиндевевшей травой.