Механизм. Ублюдки тоже чьи-то дети…

По его измышлению дед отыщет его к закату… ну или к утру. Как бы то ни было заночевать придется в лесу. Без стен и крыши до утра в этих местах можно и не дотянуть. А если дед увидит кров, и ночь проведет у теплых камней – возможно, забудутся то безрассудство, с которым Тимир текал от медведя.

Мальчишка заготовил жерди, расставил их вокруг приглянувшегося дерева, так чтобы один конец утонул под снегом, другой оперся в ствол низенькой корявой ели. Получившийся каркас и пол шалаша Тимир застелил еловым лапником. Запас валежника. Из нескольких отыскавшихся камней выложил что-то вроде очага.

Время шло, а дед не появлялся. На землю тенью опустилась ночь, а с ней и холод. Завыл ветер, тревожно зашелестели терзаемые им ветки, снежная крупа окрасила воздух молоком. Мальчишка уложил в очаг с заготовленные дрова, достал из мешка трут, извлек из мешка огниво. Дед считал кусок камня с подвязанным к нему кремнем весьма надежной вещью, а спички брать с собой запрещал.

– «Не дергай.» – говорил он, – «Чиркай кресалом, а кремень на месте держи. Так искра куда задумано ложиться будет.».

В темноте ладони мальчишки озарил фонтанчик желтых звезд, все размером с песчинку. Тимир несколько раз усердно поводил кресалом, старания воздались слабым отблеском тлеющего мха, в воздухе потянуло гарью. Мальчишка немедля принялся раздувать ростки огня.

К звериной тропе с дедом они шли налегке, все же для нескольких ломтей солонины в мешке место нашлось. Жесткое мясо щипало солью язык и сушило во рту, тем не мене казалось безумно вкусным. Тимир подкинул сушняка в огонь, жадно глотнул из фляги. Языки пламени радостно затанцевали на пушистом своде шалаша, а ледяная вода обожгла высушенную солью глотку, горячим чаем растеклась по желудку.

Огонь легко делился с человеком теплом, мягко касался жаром обнаженных участков тела, а алые плохи гипнотизировали. Тимир почти перестал моргать, а когда веки все же опускались, поднимались они тяжело и с большой неохотой.

Разбудил мальчишку холод: дикий, жалящий, вытряхивающий из него все нутро. Мышцы казалось одеревенели, а в горло словно насыпали битого стекла. Огонь в очаге давно потух, Тимир лежал, свернувшись калачиком вокруг холодных камней, с трудом поднявшись на локтях, надрывно и глухо зашелся кашлем. Каждый судорожный выдох откликался саднящей болью, будто от глотки до легких расцарапали ржавым гвоздем. Сотрясаемый крупной дрожью мальчишка подполз к еловым веткам, закрывающим проход, отодвинул их в сторону. В лицо дыхнуло морозное утро. Горло вновь запершило. Фома пересилил кашель, выглянул в прореху меж еловых лап. Лес раскрасило холодное утро, желтое солнце придало снежной глади песочный оттенок, красновато-бежевые барханчики искрили на свету точно сдобренные хрусталем. Оставленные им вчера следы исчезли, будто и не ступала здесь нога человека уже долгие месяцы.

– «Теперь деду потребуется больше времени.» – подумал мальчишка, глаза болезненно сощурились яркому свету. Он вернул на место еловые ветки, на немых от холода конечностях отполз в глубь шалаша.

Остатки сушняка легко уместились на обложенной камнем золе. Окоченевшими руками Тимир достал огниво, непослушные пальцы долго терзали инструмент в напрасной попытке извлечь вожделенный огонь. Раз за разом камень впустую неловко бил о кремень, но спасительные желтые звездочки никак не желали появляться. Отчаяние и досада горечью подступили к детскому горлу, по щеке соскользнула слеза.

И все же, когда холод был близок вытеснил из мальчонки всякую надежду, а деревянные пальцы уже не чувствовали твердость сжимаемых предметов, работали с энтузиазмом автомата – его упертость вознаградилась. Жидкий дымок засочился из клочка сухого мха, осыпанного ворохом тонких веточек. Мальчишка надрывно всхлипнул, простуженное горло издало хриплый клокот. Размазывая слезы по грязному лицу Тимир кинулся раздувать тлеющий трут. Огонь охотно задался в еще не промёрзшем очаге, с легким треском жадно облизал сухие веточки. Мальчишка, подался к алым язычкам разве что не обнимая их, окоченевшие пальцы протянулись за своей долей тепла, не замечая укусов оживающего пламени.