Последние четыре дня он оставлял своё временное прибежище с первыми проблесками, до темна изучал окрестности. Ничего что могло бы указать путь к дому не обнаружилось, но западнее, в трех часах пути нашел речушку – узкую, больше похожую на широкий ручей. Быстрая вода убегала между деревьев точно беспризорный сорванец по людной улице. Ближе к руслу снежный покров истончался, у самой воды чернела неровная полоска жирной от влаги, местами подмороженной земли. Тимир насобирал вдоль речки камней и бревен, большинство пришлось выковыривать из заиленного берега, перегородил ими часть отмели. Уложенные камни чуть выступали над водой, грядой очертили полукруг, выползающий краями на берег. С обеих сторон в веренице камней мальчишка оставил по небольшому проему, притопленые бревна словно распростертые объятья старого еврея-ростовщика направят в эти бреши рыбу. На узкой мелкой речке самолов работал отменно: уже на следующий день переполняемый восторгом вытащил трех толстенных хариусов.
Утром одиннадцатого дня, отметив рукоять топорика еще одним прожитым, Тимир влез в лямки старого мешка, ружье великовато устроилось на плече. Немного помедлив у выхода, мальчишка выбрался из своего прибежища, поднявшись на ноги окинул взглядом дом, навязанный судьбой. Занесённый снегом шалаш стал неотличим от медвежьей зимовки.
Ещё с вечера мальчишка снял силки, уложил в мешок скудные пожитки. Заготовленное мясо вялилось под игольчатым сводом у очага. Мальчишка оценивающе оглядел развешенную на пеньковом шнуре рыбу, пару разделанных беличьих тушек. Уложил припасы в мешок.
Через три часа он подступил к берегу. Быстрая вода с шумом уносилась вглубь леса, вылизывая торчащие из нее коряги и камни. Позади, в метрах двадцати виднелась отмель. Казалось вода там оставалась совершенно без движения. Над поверхностью высились острые грани валунов не до конца разобранного самолова. Мальчишка огляделся, будто прощаясь с чем-то родным, пошел вниз по течению.
Речка часто и резко меняла направление, поворачивала из стороны в сторону. Тимир старался держаться чуть поодаль берега, где под тонким слоем талого то ли снега толи льда пряталась чавкающая грязь. Сильно петляя вслед за руслом, мальчишка продвигался ощутимо медленнее нежели полагал, когда прощался со своей берлогой, а заготовленный провиант к более затяжному переходу подстраивался как-то неохотно. Порой сбитый с толку решительными поворотами торопливой воды ему и вовсе чудилось что речушка вяжет узлы вокруг какого-то одного места. Так или иначе, но к концу седьмого дня пути Тимир начал задумываться об остановке чтобы пополнить припасы.
И все же, как юркая речушка ни старалась затуманить детский разум выписывая хитрые финты, пейзаж вокруг не оставался прежним, менялся с каждым днем. Деревья становились ниже и корявей, росли не так плотно, берег делался более каменистым, а окружавший рельеф с каждым днем все больше дыбился к небу. И это обстоятельство мальчугана смущало может быть даже в большей степени, ведь водный поток должен был спустить его с гор, но все говорило об обратном. Однако он находил в себе силы закрыть глаза на проказы лешего (как объяснил себе нелогичное поведение леса ), упорно следовал выбранному пути.
К середине дня, когда рукоять топорика украсила двадцатая черта, Тимир вышел к устью. Шустрая речушка, верный спутник последних дней, проваливалась руслом в другую более широкую и быструю. Мальчишка остановился у каменистого берега, взгляд суетливо ползал вдоль бурлящего тела, трудился в выборе. Здравый смысл, засевший где-то за миндалинами глаз, бубнил что нужно двигаться вперед, дальше по течению, туда где в паре километрах от излучины казалось живой поток ломался зажатый жидким лесом с одного берега и подножием горной гряды с другого. В то же время второй противный шепоток у верха живота просил свернуть туда откуда мчалася вода, где больше леса, а горы мельчали и отступали от воды.
Прокладывая путь между корявых низких елей, Тимир все чаще останавливался на день, а то и на два, чтоб обзавестись какой-нибудь едой. Соли в мешочке осталось на треть. Все тот же бубнящий голос в голове теперь требовал от мальца отложить ее для подлинной нужды: а пока на улице минус – мясо можно и поморозить. Измученное детское тело радовалось каждой передышке. Порой мальчишка ловил себя на мысли что ждет, когда припасы подиссякнут и он хоть и ненадолго, прервет свой изнурительный поход.