Механизмы радости

– Если все честь по чести… – Тут Тималти возвел свой просветленный взгляд к небесам. – Фил, старина, а последняя часть фильма с Диной Дурбин еще у тебя?

– Ну, не в женском же туалете, – ответил Фил, не расставаясь с сигаретой.

– Каков остряк! Фил, может, прокрутишь нам «конец фильма»?

– Вы все этого хотите? – прокричал Фил.

Наступил тягостный момент нерешительности. Но уже сама идея повторного забега была слишком заманчива, чтобы от нее отказаться, хотя на кону стояли уже выигранные деньги. Все медленно закивали.

– Тогда я тоже с вами, – крикнул сверху киномеханик. – Ставлю шиллинг на Хулихана!

Выигравшие засмеялись и заулюлюкали в предвкушении новой удачи. Хулихан картинно помахал рукой. Проигравшие повернулись к своему бегуну.

– Слышишь, как над тобой издеваются, Дун! Парень, очнись!

– Только она запоет, заткни уши!

– По местам стоять! – Тималти протискивался сквозь толпу.

– А как же без зрителей, – сказал Хулихан. – Без них нет препятствий, нет истинного соревнования.

– А что, – огляделся Фогарти, – пусть все мы и будем зрителями.

– Прекрасно!

Все просияли и расселись по креслам.

– Можно сделать еще лучше, – заявил Тималти, – почему бы нам не разбиться на команды! Дун и Хулихан, конечно, главные, но за каждого болельщика Дуна или Хулихана, который выберется из зала до гимна, начисляется дополнительное очко. Идет?

– Идет! – закричали все.

– Извините, – сказал я. – Нет судьи снаружи.

Все посмотрели на меня.

– А-а, – сказал Тималти. – Ладно. Нолан – на выход!

И Нолан, чертыхаясь, поплелся по проходу.

Фил высунулся из аппаратной:

– Эй, вы, олухи, там, внизу, готовы?

– А девица с гимном?

И свет погас.

Я оказался рядом с Дуном, который зашептал, как в горячке:

– Растолкай меня, не давай красотам оторвать меня от реальности, ладно?

– Помолчи! – сказал кто-то. – Начинается таинство.

И действительно, то было таинство пения, творчества и жизни, если хотите. С экрана, отмеченного печатью времени, запела девушка.

– Не подведи нас, Дун, – прошептал я.

– Что? – ответил он. И, улыбаясь, кивнул на экран: – Ты только глянь, какая прелесть! Слышишь?

– Дун, у нас пари, – сказал я. – Приготовься.

– Ладно, – пробурчал он. – Дай размяться. А, черт, только не это!

– Что такое?

– Мне и в голову не приходило. Совсем отнялась. Правая нога. Пощупай. Нет, без толку. Омертвела!

– Онемела? – забеспокоился я.

– Онемела, омертвела, какая, к черту, разница. Мне крышка! Послушай, ты должен бежать вместо меня! Вот шарф и кепка!

– Твоя кепка?..

– Когда выиграешь, всем ее покажешь и мы расскажем, что ты побежал из-за моей дурацкой ноги!

Я натянул кепку и повязал шарф.

– Но как же так… – возмутился я.

– Ты справишься! Запомни: пока не появится «КОНЕЦ»! Песня почти допета. Ты в напряжении?

– Еще бы!

– Побеждает слепая страсть, сынок. Лети очертя голову. Если кого-нибудь собьешь, не оглядывайся. На старт! – Дун поджал ноги, чтобы я смог выбраться. – Песня кончается. Они целуются…

– Конец фильма! – крикнул я.

И выскочил в проход.

Я понесся вверх по уклону. «Первый! – подумал я. – Впереди никого! Не может быть! Дверь!»

Я толкнул дверь, и грянул гимн.

Влетаю в вестибюль. Самое страшное позади!

«Победил! – думал я, сам себе не веря. – Я стою, увенчанный кепкой и шарфом Дуна, словно лаврами триумфатора. Победил! Я принес выигрыш всей команде!»

А кто пришел вторым, третьим, четвертым?

Я смотрел на дверь, пока она не захлопнулась.

Тут только я услышал крики из зала.

Боже мой! Сразу шестеро ломились не в ту дверь, кто-то споткнулся, упал. Остальные – на него. А как еще объяснить, что я – первый и единственный? Там в эту секунду развернулась настоящая потасовка, обе команды вцепились друг в друга мертвой хваткой, кто в полный рост, кто, растянувшись на полу, в креслах и под креслами. Вот что там сейчас творится!

Мне хотелось закричать: «Я победил!», чтобы драка прекратилась.

Я распахнул двери настежь.

Вперился в черную бездну зала, где все застыло в неподвижности.

Подошел Нолан и выглянул из-за моего плеча.

– Полюбуйся на ирландцев, – сказал он, кивая. – Служение музам они ставят выше спринта.

Но что за крики раздались во тьме?

– Еще! Снова! Последнюю песню! Фил!

– Не шевелитесь. Я на верху блаженства. Дун, как же ты был прав!

Нолан миновал меня и уселся в кресло.

Я долго стоял, глядя на ряды, где сидели команды спринтеров, не шелохнувшись, смахивая слезы.

– Фил, дружище! – крикнул Тималти откуда-то с передних рядов.

– Готово! – прокричал в ответ Фил.

– И на этот раз, – добавил Тималти, – без гимна.

Аплодисменты.

Погасли тусклые огни. Экран засветился, как огромный теплый очаг.

Я оглянулся и посмотрел на ослепительный, здравый, трезвый мир Графтон-стрит, на паб «Четыре провинции», гостиницы, магазины, прохожих-полуночников. И засомневался.

Затем под музыку «Прекрасного острова Иннисфри» я стянул кепку и шарф, запрятал свои лавры под кресло и медленно, с вожделением, безо всякой суеты и спешки тихо погрузился в кресло…