Мекленбургская принцесса

– Будь покойна – если обвинения найдут подтверждение, он не избегнет справедливой кары!

– Ты мне не веришь?

– Верю, но… сама понимаешь, епископа так просто не отправишь на плаху.

– Да черт с ним, с епископом, – разъярилась герцогиня, обычно не употреблявшая крепких выражений. – Ты что – не понимаешь, что проклятый датчанин, чтобы ему подавиться своим колтуном[11], собирается отнять у нас герцогство!

– Понимаю, но это вызывает известные сомнения. Как он может решиться на такое?

– Ты собираешься вмешаться или нет?

– Что ты хочешь, Като, – чтобы я ввел войска?

– Нет, оккупация может только подхлестнуть агрессора. Но послушай меня, если мы перехватили письмо, значит, Кристиан еще о нем не знает.

– И что ты предлагаешь?

– Нужно поставить в известность о его планах все заинтересованные стороны. Если датчанин столкнется с консолидированным протестом Швеции, Бранденбурга, Померании и Брауншвейга, то вряд ли решится на агрессию.

– Ты уверена в поддержке Брауншвейга?

– Более чем! Поверь мне, Клара Мария не допустит, чтобы ее единственного сына лишили герцогской короны, а Август во всем слушается жены.

– Ты думаешь, этого будет достаточно?

– Если мы сможем выставить Кристиана предателем протестантского мира, стакнувшимся с папистами, то да!

– Что же, это выглядит разумно. Так ты думаешь, не стоит отправлять к вам на помощь хотя бы небольшой отряд?

– Кто первый вторгнется, тот и будет агрессором в глазах Германии! К тому же, полагаю, датчане далеко не такие уж хорошие вояки, как кажется их королю. Быстро захватить герцогство они не смогут, а вот тогда ты сможешь прийти к нам на помощь.

– Да уж, был бы здесь Иоганн Альбрехт, Кристиан не посмел бы сунуться к вам.

– Мой муж находится там, куда вы его послали, ваше величество! Вы ведь не забыли, что я была против его похода в Московию?

– Во-первых, сестренка, насколько я помню, ты вовсе не была против! Во-вторых, его посылали вовсе не затем, чтобы он стал там царем! И в-третьих… Като, я никак не могу понять, почему ты до сих пор не уехала к нему?

Герцогиня на секунду задохнулась от негодования, ведь именно из-за брата она до сих пор оставалась в Мекленбурге. Однако короли имеют право забывать о своих прежних словах и обязательствах, это ей было хорошо известно. Поэтому Катарина сначала успокоилась, а потом ответила безразличным тоном:

– А куда мне ехать? Я с самого начала писала Иоганну, что мне с детьми не пристало ютиться где попало. Пусть он построит для нас дворец, приличествующий нашему положению, чтобы мы могли достойно жить в нем.

– Вот как? Не думал, что московские цари до сих пор жили в сараях. Но что же он тебе ответил?

– Мой царственный супруг очень похож на ваше величество, по меньшей мере в одном. Он обладает счастливым даром не слышать того, что слышать не хочет. Впрочем, недаром вы были так дружны. Подобное тянется к подобному!

– А что ты думаешь о его решении признать принцессой дочку этой… как ее… Марты Рашке, кажется?

– Ничего не думаю! Он просто уступил просьбе своей матери, только и всего. Моя свекровь почему-то очень привязана к этой девчонке. Но я не в претензии, Ивенак не такой уж большой городишко, чтобы наши интересы сильно пострадали.

– А его угроза развестись?

– Он не посмеет!

– У меня другие сведения, Като.

– Что ты имеешь в виду? – напряглась герцогиня и испытующе уставилась на брата. Наконец, взгляд ее дрогнул, и она почти жалобно спросила: – И кто она?

– Ты помнишь Никиту Вельяминова?

– Кажется, это один из русских офицеров моего мужа.

– Верно. Он сделал хорошую карьеру и стал теперь окольничим. Я не знаю, что означает этот варварский титул, но он заседает в их риксдаге и имеет большой вес. Так вот, у него есть младшая сестра – Хелена. По слухам, большая красавица.

– Она его любовница?

– Все гораздо хуже, Катарина, – вздохнул Густав Адольф. – Он ее любит!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Для тебя ведь не секрет, что у него было много женщин до тебя?

– И во время – тоже!

– Именно. Но ни одна из них не задержалась в его сердце надолго. Он вспыхивает, добивается своего, а затем быстро охладевает. Такова уж его натура. Но вот с Вельяминовой у него все по-другому. Тебе, наверное, неприятно это слушать?

– Говори, раз начал!

– Да я, собственно, все уже рассказал. Боюсь, он готов совершить ту же ошибку, что я собирался сделать с Эббой.

– Проклятье! – вырвалось у Катарины, и на глазах ее показались слезы.

– Что с тобой? – забеспокоился брат.

– Я не могу сейчас все бросить и отправиться в – Москву. Интересы моих детей требуют, чтобы я оставалась в Германии. Будь прокляты и этот мерзкий датчанин, и Глюк, и император!

– Прости, сестра, в этом есть и моя вина.

– Оставь, я сама была дурой, что послушала твои посулы. Да-да, не смотри на меня так, я знаю, чего ты добивался! Но, Господи всеблагий, что же мне делать?

– Тебе нужно ехать. Даю слово, что Кристиан не откусит от вашего герцогства даже самого маленького кусочка, и мой племянник, помимо царского венца, будет носить еще и герцогскую корону!

– Ты думаешь, еще не поздно?