Мекленбургская принцесса

Как уже говорилось, все три дочери Иоганна Сигизмунда слыли красавицами, что, принимая во внимание наружность их матери – Анны Прусской, было весьма удивительно. Злые языки утверждали, что маркграфиня[10] и в молодости не отличалась красотой, и были, в общем, недалеки от истины. Но она была намного умнее своего супруга и у нее была железная воля, а потому именно ей принадлежало последнее слово.

Поскольку Густав Адольф и его сестра прибыли инкогнито, им не устраивали торжественной встречи, а приняли по-семейному, можно даже сказать – интимно.

Ужин, данный в их честь, впрочем, был весьма изыскан. Помимо всех прочих лиц, его почтили своим присутствием старший сын и наследник Бранденбургского дома – Георг Вильгельм, специально по такому случаю приехавший из Клеве, где был наместником, а также три потенциальные невесты, нет-нет да и бросавшие нескромные взгляды на шведского короля.

В какой-то момент молодой человек почувствовал себя зайцем, за которым охотятся сразу три лисы, и это сравнение его неожиданно рассмешило. Он с аппетитом поел, не забывая расточать комплименты хозяевам и в особенности их прекрасным дочкам. Сказал несколько приятных слов будущему курфюрсту, подшучивал над сестрой и вообще – сделал все, чтобы вечер прошел в как можно более непринужденной обстановке.

Густав Адольф умел быть обворожительным, так что, когда вечер подошел к концу, Анна София и Мария Элеонора готовы были вцепиться друг другу в волосы, и даже их младшая сестра поглядывала на короля более чем благосклонно.

Но все когда-нибудь подходит к концу, и скоро девушки были вынуждены откланяться и уйти. За ними последовали придворные, и скоро хозяева остались наедине с гостями, чтобы обсудить важные вещи. В первую очередь, конечно же, матримониальные планы шведского королевского дома.

– Как вы нашли Берлин? – в которой раз спросил Иоганн Сигизмунд, подразумевая, естественно, своих дочерей.

– Он обворожителен, – скупо улыбнулся Густав Адольф. – Не говоря уж о его прекрасных обитательницах.

– Это очень приятно, ваше величество. Надо сказать, что весьма многие владетельные особы отмечали это обстоятельство. Взять хоть вашего кузена Владислава…

– Того самого, что остался без московского трона? – насмешливо поинтересовалась Катарина и бросила проницательный взгляд на курфюрста.

– Да, до нас дошли слухи о славной победе вашего супруга, – охотно кивнул тот. – Но, видите ли, ваш кузен, хотя и разбит, все же остается наследником престола Речи Посполитой…

– Вот уж не знала, что трон в Польше наследуется, – не без сарказма в голосе заметила маркграфиня Анна, которой активно не нравилась Польша, а также ее королевская семья.

– Э-э… видите ли, – начал мямлить Иоганн Сигизмунд, сбитый с толку вмешательством супруги, но мекленбургская герцогиня мягко прервала его:

– Давайте говорить прямо, ваше высочество, поражение Владислава не добавило ему популярности среди польской шляхты, и посему перспективы его избрания в случае смерти отца довольно туманны. Кроме того, наш кузен – католик, и будьте уверены, папа никогда не даст ему согласия на брак с лютеранкой.

– Это весьма вероятно, – вздохнул глава Бранденбурга.

– Ну, а уж ежели, паче чаяния, ему удастся добиться папского согласия, то у вас нет недостатка в дочерях, не так ли? Одна из двух оставшихся вполне сможет составить партию польскому королевичу.

– Не вижу к тому никаких препятствий, – обрадовался курфюрст.

– Ну, вот и прекрасно! Если вы не против, мой брат завтра же объяснится с вашей дочерью, и можно будет назначить дату помолвки. Кстати, Густав, ты уже выбрал, которую из девушек собираешься осчастливить?

– Выбрал, – скупо улыбнулся король. – Но, если позволите, я назову ее имя позже.

– Я полагаю, моя сестра будет счастлива принять ваше предложение, – немного невпопад вставил молчавший до сих пор Георг Вильгельм.

– По крайней мере одна из них, – желчно отозвалась маркграфиня и без восторга посмотрела на своего первенца, которого считала недотепой.

Придя к согласию, стороны принялись обсуждать размеры приданого и другие увлекательные вещи, но было уже поздно, и высокие договаривающиеся стороны вынуждены были разойтись, с тем чтобы продолжить завтра. Густав Адольф взялся проводить сестру к выделенным ей покоям, а когда они достигли их, без обиняков спросил:

– Като, скажи мне откровенно, что привело тебя в Берлин. Неужели тебе так не терпится увидеть меня женатым?

– Я рада, что ты, наконец, одумался, братец; но сознаюсь, что твой брак – не самое главное, что вынудило меня искать встречи с тобой!

– Ты говоришь загадками!

– На, читай, – вынула она копию письма, перехваченного фон Гершовым, и подала брату.

– Что это значит? – напряженно спросил тот, закончив чтение.

– Это значит, что король Кристиан собирается сунуть свой нос, куда его не просили!

– Не может быть никакой ошибки?

– Подлинник послан вместе с арестованным Глюком в Стокгольм. Я так и знала, что ты будешь мотаться по всему королевству и не успеешь с ним ознакомиться. А ведь у епископа есть влиятельные друзья, и негодяй может избегнуть наказания!