Мекленбургский дьявол

В общем, пришлось моим приказным изрядно покорпеть над переписыванием и перерисовкой всех обозначений. Понятно, сразу все не запомнят, но хотя бы необходимый минимум! Уже есть шанс управлять флотом, а не просто «делай как я». Ну и пришлось срочно озаботиться судами связи. Тут припомнились посыльные фрегаты, но пока плаваем мельче, так что хватит и нескольких фелюг, которым было приказано идти строго в кильватере флагмана и держаться поближе. Каждому из их капитанов поставили свой знак, подъем которого на корме «Святой Елены» означал приказ срочно сблизиться для получения и передачи новых предписаний остальным кораблям флота.

Поручение, данное местному греку Теодоракису, было простым. Пройти вдоль берега на предмет поиска следов присутствия крупного кавалерийского отряда. В самом деле, может, калмыки в нескольких верстах встали, решив по простоте душевной, что пришли, куда надо. В контакт не вступать, ни с кем по возможности не воевать, просто разведать.

– Все исполним, государь, – кивнул командовавший конвоем стрелецкий полусотник Мякишев.

– За греками приглядывайте, – добавил Михальский. – Христиане они или нет, а все же крымского хана люди.

– Ничего, у нас не забалуют, – нехорошо усмехнулся довольно пожилой казак по прозванию Лунь, вызвавшийся идти в поиск вместе со стрельцами.

В отличие от моих ратников, впервые увидевших море во время этого похода, большинство казаков участвовали в набегах на крымское или турецкое побережье, а потому могли быть полезными.

– Что думаешь? – обернулся я к деликатно помалкивающему Михальскому, когда фелюга разведчиков скрылась за горизонтом.

– Да рано еще, ваше величество, – отозвался Корнилий.

– В каком смысле?

– Не ходит степная конница так быстро, – пояснил мне телохранитель. – Надо давать отдых коням, вести разведку и вообще.

– Что-то у татар прежде получалось! – помрачнел я, припомнив свой поход на степняков.

Дело, в общем, давнее. Я тогда с отрядом драгун и поместной конницы целый месяц носился как наскипидаренный за ватагами крымцев, устроивших очередной набег. И ведь нельзя сказать, чтобы совсем безрезультатно, все же пару раз мы их ловко приложили и даже отбили немного полона, но основная масса татар и ногайцев просочилась, как вода между пальцами, и ушла в Дикое поле.

Так что пришлось возвращаться несолоно хлебавши под ехидными взглядами некоторых бояр. Дескать, это тебе, надежа-государь, не ляхи, чтобы их полками нового строя бить. Тут ловчее надо, в смысле, как от дедов заповедано. С тех пор я, собственно, и оставил попытки схлестнуться с ними в чистом поле и сосредоточил усилия на укреплении границ.

– Когда спасаешься бегством, можно и коней загнать, – пожал плечами литвин. – Тем более если дома есть табуны других. Идти в набег – дело иное. Тут надо лошадей беречь, иначе без добычи останешься. Да к тому же, я полагаю, наш друг Дайчин-Хошучи со своими воинами в данный момент разоряет ногайские и татарские кочевья и уводит скот.

– Какого хрена?! Мы же договорились, что встретимся здесь и пойдем на Крым!

– Я бы мог сказать, что они варвары, но все люди в первую очередь заботятся о себе. Для калмыков оставить врага без скота куда более понятная задача, чем захват его земли.

– Ладно, – махнул я рукой, осознав свою неправоту. – Что раньше-то не сказал?

В ответ Михальский столь красноречиво посмотрел на мое величество, что мне на мгновение стало стыдно. В самом деле, с тех пор, как на моей голове оказалась корона, я стал куда меньше прислушиваться к советникам, а больше раздавать указания, требуя их неукоснительного выполнения. И в этот раз тоже все сам решил, до исполнителей свою волю довел, а возражений слушать не стал. Да они и помалкивали, если честно.

– Что там с бродами? – поспешил я сменить тему.

– Ищем. Я послал своих лучших людей, так что, полагаю, скоро найдем.

– Хорошо, – кивнул я. – Сообщи всем, что вечером будет совет. Может, кто чего разумного предложит. Одна голова хорошо, а две вообще все запутают.

Оставшись один, я погрузился в раздумья, что бы сделал в данной ситуации до того, как стал царем? Тогда я тоже часто своевольничал, не прислушивался к мнению более опытных людей, был скор на решения и расправу, но всегда умел обернуть сложившуюся ситуацию к своей пользе. Кстати, это многие заметили. Даже Дмитрий как-то спросил меня, почему я не казнил Филарета и его союзников-бояр, хотя имел все доказательства их заговора против себя.

– Как тебе сказать, сын мой, – задумался я. – Свои ведь.

– Свои? – удивился тот. – Но мы ведь не русские? К тому же в Мекленбурге вы не стеснялись укорачивать на голову нерадивых слуг. Я знаю, мне матушка рассказывала.

– Это точно, – поддакнул внимательно прислушивавшийся к нашему разговору Петька. – В Шверине до сих пор ходят легенды о том, как вы приказали вздернуть господина Рукендорфа. Говорят, он очень потешно сучил ногами, болтаясь на веревке.

Последние слова маленький сорванец произнес с явным сожалением, что ему из-за малолетства не удалось полюбоваться подобным зрелищем.

– Кого? – удивился я, поскольку имя казненного мне ничего не говорило.