Мексиканский для начинающих

— Эк тебя, Васенька, разобрало-то! — послышался знакомый голос. — Знаешь, где находишься?

С закрытыми глазами трудно сообразить. А когда сняли повязку, стало видно бело-голубую комнату и желтоглазую, кривоносую, орлиного облика, старушку за большим канцелярским столом.

Далекие ветры принесли запах жареной скумбрии, и Васька недоверчиво узнал тетю Буню.

— Знаешь ли, миленький, куда по нужде попал? — повторила тетя Буня, вполне по-домашнему, без угроз. — В святая святых!

— Неужто! — задал он вопрос, вместивший все ночные и утренние. — Попал?

— Ужто-неужто, а ты, Васек, — продолжила тетя Буня, — сколько помню, всегда в глупые истории вляпывался. Что с тобой теперь делать — казнить или повесить?

Васька упал на колени:

— Прости! Помнишь, я тебе в магазин за кефиром бегал?

— Да? — насупилась старушка. — А сдачу забывал! И в туалете воду не спускал! И сейчас, небось, не спустил — пойдите проверьте! — приказала она голубым амбалам в камуфляжной форме под цвет океана.

— А все же мы хорошо жили, — всхлипнул Васька. — Духовно! Невзирая!

— Кто спорит? Я по нашей грандиозной коммунальной географии через ночь плачу.

— А я всех соседей вижу! Наяву, как во сне. Отпусти с миром!

— Парень-то ты чувствительный и сердечный, — вздохнула тетя Буня. — Хотя балбес! Угадай из трех раз, на каком я посту — прощу. Не угадаешь — пеняй!

— Ты, — брякнул Васька, не сильно подумавши, — на своем посту!

Старушка покачала орлиной головой.

— Есть доля правды. Небольшая. Остались две попытки.

Васька решил выиграть время — мало ли чего образуется — и молчаливо, как виноватый семинарист, замер на коленях.

Тетя Буня разглядывала его желтыми глазами, в которых светилась вековечная мудрость, дающая подчас власть и деньги.

Было тихо в голубой комнате среди канцелярских столов. Только издалека доносился шум спускаемой амбалами воды.

— Ну? — минут через десять спросила тетя Буня. — Заснул что ли, тугодум?

— О чем мы? — встрепенулся Васька.

— Ты дурочку не валяй — прекрасно знаешь! А будешь хитрить — голову отрублю. Как Олоферну!

— Тетя Буня, помилосердствуй! Как без головы угадывать?

— Большой разницы, прости, не вижу!

Но тетя Буня ошибалась — в Васькиной голове шли слабые угадывательные процессы мифологического свойства. Он вспоминал, кто же отрубил голову Олоферну. Явно, что какая-то баба…

— Тетя Буня! Ты на ответственном посту царицы шамаханской!

— Близко. Горячо. Но не точно. — И старушка, посмеиваясь, сняла со стены сияющий двуручный меч конкистадора.

Это было слишком для одного дня — и топор, и меч! На одну голову.

Но, признаться, именно в такие редкие мгновения она просветлялась, из пропыленных, подпорченных напитками архивов всплывали позабытые сведения.

Васька вспомнил, что тетя Буня испокон веков была еврейкой и, следовательно, к шамаханской не имеет отношения. А Олоферна — беднягу обезглавила, конечно…

— Иудифь, — прошептал он. — Образно говоря, ты мудрая и отважная Иудифь. Вот какой пост!

Тетя Буня была настолько поражена, что едва не проткнула себя мечом.

— Невероятно! Еще никто так поэтично не определял род моих занятий! Ты угадал, Васенька — дружочек, — я, тетя Буня, израильский консул в Акапулько!

Она выскочила из-за стола и, как блудного внука, расцеловала Ваську.

— Милый мальчик, я и не думала головку рубить, — причитала, как в былые времена на кухне. — Так рада тебя видеть, что пошалила, прости старуху! Сейчас отобедаем, и расскажешь о себе — все-все-все.

Птичка в авоське

Они сидели в креслах под израильским флагом, попивая коньяк из бутылки с одной, но очень большой шестиугольной звездой.

Васька, как мог, поведал свои похождения — от старой коммуналки до израильского консульства.

— Закурим-ка ивана-да-марью[21] для чистоты мысли, — и тетя Буня умело скрутила цигарку. — Будешь?

Васька затянулся пару раз. Пахло прошлогодним палым листом и далеким лесным пожарищем.

— Так вот, друг милый, ничего веселого в твоей истории нет — дело нечистое! Во-первых, подозрителен Пако!

— Нормальный мужик, — запротестовал Васька. — И по уху схлопотал, и деньжат подкинул! Разве что волосат…

— Поверь старой еврейке, которая тридцать лет работала на «Мосад» — нюх-то сохранился, — и тетя Буня повела кривым носом, выпуская душные клубы ивана-да марьи. — Во-первых, Пако. Во-вторых, броненосцы. В-третьих, Гаврила, он же Габриель — очевидная подставка. А встреча в гольф-клубе — ловушка! Относительно Хозефины, Адели и Гаврилы Второго полной ясности нет.

— А Сероштанов, он же Белобрюков?

— Сероштанов просто мудак, — коротко разъяснила тетя Буня. — Хотя и его по этой причине следует опасаться. А вот Шурочка, кажется, попала в сети — надо вызволять!

Васька разволновался и разом сделал несколько затяжек ивана-без — марьи:

— Давно, давно хочу! — горячо заговорил он. — Да не знаю, с какого конца браться! Может, Пако утопить?

— Дите малое! — проворчала тетя Буня. — Не знаешь разве, что вызволяют одним махом — жертвенной любовью.