У Васьки потеплело и в голове, и на сердце, ноги ослабели, и время распалось на маленькие отрезочки — сантиметра по три каждый. А между ними была подозрительная, как Пако, шерстяная пустота.
— О чем это я? Что такое? — запамятовал он. — Какая-то старушка! Видать, я — Иван, она — Марья. Или наоборот?
Но во время очередных трех сантиметров спросил на всякий случай:
— А чем жертвовать-то?
— Всем, Васенька, жертвуй, — донеслось сквозь временную мглу. — Всем, что под руку попадет!
— Под какую? — удивился увядающим языком. — А чем жертвовать?
— О, да ты, миленький, поплыл, — всполошилась тетя Буня. — Одолели иван-да-марья! Обкурился! Надо вздремнуть.
Васька и дремал, и бодрствовал. Видел себя маленьким васильком на лугу, по которому мотались громадные шары перекати-поле. Какие-то рыбки в банке, булочка за три копейки, ночной заснеженный лес…
— Как ты, Васенька? — спрашивала тетя Буня, прикладывая ко лбу холодное полотенце.
— Нормально, — отвечал он с большим опозданием.
Сети кругом. Сети. В них бились Шурочка и булочка за три копейки.
— Авоська! — сообразил Васька.
Не сети, а большая авоська с кефиром. А в кефире — калоша с кровавым подбоем. И птичка, птичка — то воробей, то мухоловка — трепетала в авоське.
Печальный образ, раз явившись, не оставлял — птичка в авоське! Полная дребедень, но с пророческим уклоном.
Очухавшись, Васька сразу вспомнил:
— Птичка в авоське!
— Не надо трактовать прямолинейно, — покачала головой тетя Буня. — Была ли авоська дырявой — вот в чем вопрос, Васенька!
— Авоськи всегда дырявые, — сказал он вполне осмысленно.
Маленькая, седенькая, с желтыми почти шестиугольными глазами тетя Буня прохаживалась кругами, зорко, озабоченно поглядывая на Ваську.
— Знаешь, дорогой, проси политического убежища! Прямо сейчас пиши заявление, а я тебя быстро оформлю гражданином земли обетованной.
— В принципе, я не против, — согласился Васька. — Но кто же тогда Шурочку вызволит?
— Конечно, конечно! Ты прав, птичка в авоське! Убегать от судьбы позорно в какие бы то ни было земли. Но должна предупредить — тебя ждут большие перемены. Образно говоря — смерть и возрождение! Готов ли ты, Васенька?
— А нельзя ли еще коньячка? На посошок, перед большими переменами!
Они выпили за судьбу, за все более-менее земли, за Шурочку и по инерции за Сероштанова.
Тетя Буня объявила национальный праздник и велела поднять над консульством флаг.
— Гуляем! Где наша не пропадала! Прием что ли закатить?
— Ну его к лешему! — не согласился Васька. — Посидим на кухне, как в былые времена. Поговорим.
Но тетя Буня сильно раззадорилась. Ей как старой разведчице хотелось на люди, в свободный поиск.
— Ты, птичка в авоське, кебраду видел? Поехали!
По бульварам, по крутым горным дорогам, над обрывами катил тети Бунин чудовищной длины лимузин — в него можно было загнать отару овец. Мелькали виллы, яхты, отели с бассейнами, бугамбилии[22]
и хаккаранды.[23]Из лимузина город казался строже и краше, будто отдавал честь.
Васька глядел по сторонам, но думал о птичке в авоське. Нездоровое видение. В авоське, конечно, может быть, что угодно — батон, бутылка, консерва, вобла, ботинки в починку, белье из прачечной. Но птичка?!
Единственная порода птицы, увязывающаяся с авоськой, мороженая, как булыжник, курица. Все остальные, включая павлина, цесарку и птицу-секретаря, с авоськой несовместны.
Васька хотел поделиться раздумьями. А тетя Буня-то уже дремала, посапывая, но не смежая желтых глаз.
О, страшно смотреть в спящие глаза! И хочется, и боязно. В спящих глазах тети Буни было что-то бездонное, колодцеобразное, уходящее в другие измерения, где птичка в авоське — заурядное, в принципе, явление.
И Васька, вздрогнув, отвернулся, боясь узнать то, чего до последнего смертного часа знать никому не следует.
Кебрада
Тетя Буня пробудилась, когда они подъехали к обширной, вдающейся в море площадке, тесно затолпленной.
Все чего-то поджидали. У берега замерли прогулочные катера и яхты, круизные лайнеры, моторные и парусные лодки, надувные матрацы и автомобильные камеры. В небе кружил биплан.
Так могут ожидать солнечное затмение, извержение вулкана или эскадрилью летающих тарелок. В общем — вычисленное и предсказанное с точностью до суток природное явление.
Если же говорить о запланированном, то подобный интерес вызовет разве что запуск космической ракеты с коровой на борту.
Возможно, публичные казни собирали в прошлом столько терпеливо-внимательных граждан.
По правую руку от площадки возвышалась устрашающего вида скала, подножием уходящая в маленькую каменистую бухту, заполненную прибоем и мелким мусором — бумажки, листочки и прочая дрянь.
Полдюжины неприметных мексиканцев, растопыриваясь по-лягушачьи, отлавливали мусор мелкоячеистыми сетями.
«Зеленый патруль», — решил Васька. — Плавают безвозмездно. Чистят океан!»
Глядя на них, и самому хотелось какой-нибудь чистоты. Необычен и похвален был этот подвижнический труд, и все стремились приобщиться, подбрасывая мусор. А пловцы вроде поощряли. То один, то другой взмахивал руками, как бы говоря, — швыряйте! подчистим!