За несколько месяцев на месте цветущего зеленого палисадника выросло пятиэтажное, громоздкое, некрасивое здание. Грей начал вербовать рабочих среди жителей квартала. Те наотрез отказывались, но по странным стечениям обстоятельств образом они одни за другим начали терять работу. Лавочники разорялись, рыбакам не везло с уловом, а у торговцев на рынке перестали покупать товар. Людям от безнадежности пришлось поступать на фабрику. В городе ходили слухи, что Грею каким-то хитрым способом удалось разорить жителей квартала. Новоявленным рабочим пришлось очень туго на фабрике, Грей ввел жестокую, железную дисциплину. Он сделал все для того, чтобы они стали его рабами. Прошло несколько лет, и все население Фэктори (квартал переименовали из Грин в Фэктори), даже дети 9-лет и глубокие старики, трудились день и ночь на Грея. До жителей центра доходили слухи о том, как жестоко обращается Грей со своими подчиненными. Он выкидывает на улицу больных и немощных, не давая им никакой компенсации и никакого шанса хоть чем-то заработать себе на жизнь. Даже беременных он заставлял работать в поте лица.
В квартале была школа, но она закрылась, потому что дети перестали в нее ходить. Здание публичной библиотеки, было разобрано за ненадобностью, а оркестр, который играл в городском саду, перестали слушать, и музыканты покинули квартал. Так началось постепенное разложение Фэктори. Чем дальше – тем больше. Один за одним стали открываться трактиры и кабаки, которые ночами принимали уставших людей. Отработав тяжелую смену, иной непьющий глянет на своего товарища и решит, раз он так отдыхает, то и я так буду. И тоже пойдет в кабак. А их дети, глядя на родителей, уже видят свою будущую жизнь: я подрасту, стану работать на фабрике, а потом буду ходить в трактир и пить. Все так делают. Все так живут. И таким образом за целый век было воспитано нынешнее население Фэктори. Грустная история. Как раз о таких погибших душах у меня есть стих:
Мрак стережет владения,
улица мечет молнии:
черные приведения,
черные и безмолвные,
черные и угрюмые,
саванами укутаны,
черные и безумные,
встречные и попутные -
пЫлевыми потоками
скрученными, опасными -
хитрые и жестокие,
хилые и несчастные,
и безобразноокие,
и непробудно спящие,
бедные, одинокие,
жалобные, таящие.
– Хм, – промычал Билли. – Ну а дом-то? Что с домом?
Теперь ему не терпелось узнать, как можно больше о нем, раз уж он снова идет туда. Интересно, почему он сам раньше не догадался выспросить все у Виктора?
– Какая грустная история, – прошептала Мелисса.
Виктор понимающе глянул на нее и, проигнорировав вопрос Билли, сказал:
– Знаете, дети, для меня страшнее сам Фэктори, чем дом. Вот именно там, в этом квартале и сосредоточено все зло. И мне ужасно больно смотреть на то, как там незаметно и тихо гибнут люди. Жители Бриф-Коста воспринимают их как нечто естественное, как дурных людей, как бельмо на глазу города, а я не могу так, не могу. Я раньше часто ходил туда, бродил без цели, сидел в трактирах, получал тумаков, конечно, – он улыбнулся. – И мне было бесконечно жаль их, этих несчастных, порабощенных людей.
– Что их жалеть? – удивленно пожал плечами Билли, – Я же общаюсь с их ребятами! Некоторые, мальчишки, как мальчишки, только дикие и все.
– В том-то и дело, Билли, – вздохнул Виктор. – Дикие и все.
– Да сами они виноваты, что это обсуждать даже! – вставила Сара. – Кто им мешает уйти с фабрики после смерти Грея и теми же мидиями промышлять! Ну да, зарабатывать будут меньше, да и не постоянный это заработок. Зато волен – свободен!
– Их затянула трясина, Сара, просто иногда человек слишком слаб, чтобы выбраться, – пояснила Мелисса. – Мне тоже больно такое слушать.
– Фу-ты ну-ты! – отмахнулась Сара, давая понять, что эта тема ей уже неинтересна.
– Мелисса права, – отозвался Виктор. Он смотрел на море, его взгляд блуждал вдоль линии горизонта, – Знаете, я чувствую там огромную черную дыру, которая разрослась и пожирает все живое. И кто бы ни сунулся туда, кто бы ни стал там жить, через некоторое время попадает под действие этого разлагающего климата.
Виктор вздохнул и закурил новую папиросу. Воображение Мелиссы разыгралось, она уже видела темные, узкие, мрачные улицы, дым и чад, нависший над землею, идущий от дымовых фабричных труб, худых шатающихся людей, которые, бредут ранним утром на фабрику. И запах, неприятных запах – нечистот, спирта и мусора. Она вздрогнула. Какой ужас!
Сара же нетерпеливо мотнула головой и, размахивая руками, сказала:
– Виктор, молю Вас, расскажите же о доме! Что вам стоит! Про Фэктори мы уже все поняли!
Виктор взглянул на нее и улыбнулся, его рассмешила ее настойчивость. Он вздохнул и продолжил: