Произнесено все это горьким тоном и со слезами в голосе, отчего Адольф приходит в ужас и глядит на свою жену в упор.
– Вы забыли, сударыня, о счастливой возможности объяснять причины своего счастья, – говорит он, испепеляя ее взглядом, достойным тирана из мелодрамы.
Довольная тем, что она показала, как ее замучили или вот-вот замучают, Каролина отворачивается, украдкой утирает слезу и говорит: «Счастье неизъяснимо».
Инцидент, как говорят в палате депутатов, остается без последствий, но Фердинанд смотрит на кузину как на жертвенного агнца.
Речь заходит об ужасающем количестве гастритов и безымянных болезней, уносящих жизнь молодых женщин.
«Счастливицы!» – говорит Каролина, словно предвещая собственную смерть.
Теща Адольфа приходит повидать дочь. Каролина говорит: «Гостиная мужа! Спальня мужа!» У нее все принадлежит мужу.
– Признавайтесь, дети мои, – говорит теща, – что у вас случилось? Вы, кажется, на ножах?
– Ах боже мой, – отвечает Адольф, – случилось то, что Каролина получила в свои руки управление хозяйством и с ним не справилась.
– Наделала долгов?..
– Да, любезная маменька.
– Послушайте, Адольф, – говорит теща, дождавшись, чтобы дочь оставила ее с зятем наедине, – хотите, чтобы моя дочь была одета с иголочки, чтобы дома у вас был мир и вам бы это ничего не стоило?..
Попытайтесь вообразить физиономию Адольфа, выслушивающего эту
Каролина меняет затрапезное платье на великолепный туалет. Она едет к Дешарам: все хвалят ее вкус, богатство тканей, кружева, драгоценности.
– Ах, что за золото ваш муж! – говорит госпожа Дешар.
Адольф, приосанившись, гордо смотрит на Каролину.
– Муж, сударыня?.. благодарение богу, мужу я не стою ровно ничего. Все это у меня от матушки.
Адольф мгновенно отворачивается и заводит беседу с госпожой де Фиштаминель.
Прожив год при абсолютном правлении, Каролина однажды утром кротко осведомляется:
– Ну, друг мой, и сколько ты потратил в этом году?
– Не знаю.
– Так посчитай.
Адольф выясняет, что потратил на треть больше, чем Каролина в свой самый неудачный год.
– А ведь мои туалеты тебе ничего не стоили, – замечает Каролина.
Каролина играет Шуберта. Адольф наслаждается музыкой в прекрасном исполнении; он подходит сказать Каролине спасибо; она плачет.
– Что с тобой?
– Ничего… нервы.
– Не знал за тобой этого греха.
– Ах, Адольф, ты ничего не замечаешь… Посмотри: у меня кольца спадают с пальцев; ты меня больше не любишь, я тебе в тягость…
Она заливается слезами, ничего не хочет слушать и с каждым словом Адольфа рыдает все горше.
– Хочешь, ты опять будешь управлять хозяйством?
– Ах! – восклицает она, вскочив, как чертик из коробочки. – Неужели тебе еще не надоело ставить опыты?.. Нет уж, спасибо! Разве в деньгах дело? Странный способ врачевать раненое сердце… Нет, оставь меня…
– Ну что же! как тебе угодно, Каролина.
Это «как тебе угодно» – первый признак равнодушия в отношении к своей законной жене[616]
; тут Каролине открывается пропасть, к которой она приблизилась по собственной воле.Всякой жизни грозит свой злосчастный 1814 год. После блистательных триумфов, после дней, когда преграды оборачивались победами, а препятствия – удачами, наступает момент, когда самые счастливые идеи на поверку оказываются глупыми, когда отвага приводит к беде, когда в укреплениях обнаруживается брешь. В супружеской любви, которую иные авторы соглашаются считать разновидностью любви вообще, чаще, чем в любой другой сфере человеческой жизни, случается своя Французская кампания[617]
, свой роковой 1814 год. Дьявол особенно любит совать свой нос в дела бедных брошенных жен, а Каролина дошла именно до этого состояния.Теперь Каролина ищет способ вернуть себе любовь мужа! Она целые дни сидит дома в одиночестве и дает волю своему воображению. Она бродит по комнатам, подходит к окну и надолго замирает перед ним, глядя на улицу и ничего не видя; среди своих этажерок с безделушками, в своих роскошно обставленных покоях она чувствует себя как в пустыне.