Мелкие неприятности супружеской жизни

На этом письмо обрывалось; Каролина вернула его на место и поклялась, что ее обожаемый Адольф дорого заплатит за верность гнусным принципам «Физиологии брака».

Отсроченное блаженство

Эта неприятность обнаруживается в жизни замужней женщины достаточно часто и имеет достаточно много разновидностей, так что ее можно назвать типической.

Каролина, о которой пойдет речь в этой главе, очень набожна, она нежно любит своего мужа, муж полагает даже, что она любит его чересчур нежно; впрочем, это супружеское фатовство, а то и вызов: жалуется он только молоденьким приятельницам жены.

Если в дело вмешивается католическая религия, все обретает чрезвычайно серьезный характер. Госпожа де *** сказала своей юной приятельнице, госпоже де Фиштаминель, что ей пришлось побывать у своего духовника с чрезвычайной исповедью, и тот наложил на нее епитимью, так как счел, что она совершила смертный грех.

Дама эта, каждое утро ходящая к мессе, – женщина тридцати шести лет, худощавая и угреватая. У нее большие черные бархатные глаза и темная верхняя губа, впрочем, приятный голос, приятные манеры, благородная походка; одним словом, она женщина хорошего рода.

Госпожа де Фиштаминель, с которой госпожа де *** сдружилась (почти каждая набожная дама покровительствует какой-нибудь женщине, слывущей легкомысленной, под тем предлогом, что намерена обратить ее на путь истинный), – так вот, госпожа де Фиштаминель утверждает, что достоинства богомольной Каролины суть плоды воздействия религии на характер, от природы весьма страстный.

Подробности эти необходимы для того, чтобы живописать очередную мелкую неприятность во всей ее неприглядности.

Адольф этой Каролины был вынужден покинуть жену на два месяца в апреле, сразу после сорокадневного поста, который набожная Каролина соблюдает неукоснительно.

С начала июня Каролина начала поджидать мужа и поджидала его день за днем. Надежды,

рождаясь по утрам, под вечер не сбываясь,

росли вплоть до воскресенья, когда предчувствия ее заговорили так настоятельно, что она уже не сомневалась: возлюбленный супруг воротится сегодня, и притом спозаранку.

Когда набожная жена ожидает мужа, которого не было дома около четырех месяцев[685], она занимается своим туалетом куда более тщательно, нежели юная дева, ожидающая своего первого суженого.

Сия добродетельная Каролина так глубоко погрузилась в эти приготовления сугубо личного свойства, что пропустила восьмичасовую мессу. Она хотела сходить в церковь, но боялась упустить приезд своего дражайшего Адольфа и сладость первого обмена взглядами: ведь она была уверена, что он возвратится поутру. Ее горничная, из почтения не входившая в туалетную комнату хозяйки, куда женщины набожные и угреватые не позволяют входить никому, даже собственному мужу, особенно если они худощавы, – ее горничная уже три раза слышала, как хозяйка восклицает: «Как только приедет хозяин, предупредите меня».

Когда мебель задрожала от подъехавшего экипажа, Каролина вскричала нежным голосом, силясь скрыть законное волнение:

– Ах, это он! Скорее, Жюстина, скажите, что я жду его здесь.

Каролина упала в кресло; ноги ее не держали.

Оказалось, что по улице проехал мясник.

За этими тревогами мысль о восьмичасовой мессе затерялась как иголка в стоге сена.

Госпожа продолжила свой туалет; она ведь еще не оделась.

В лицо горничной уже была вышвырнута из туалетной комнаты сорочка с самой простой каймой, сшитая из простого, хотя и превосходного батиста, – такая же, какую горничная подавала госпоже в течение последних трех месяцев.

– О чем вы только думаете, Жюстина? Я же вам сказала взять сорочку без номера.

Сорочек без номера даже в самом великолепном приданом имеется не больше семи-восьми. Они расшиты и разукрашены самым изысканным образом; чтобы завести таких целую дюжину, нужно быть королевой, причем королевой юной. У нашей Каролины сорочка была обшита снизу валансьенскими кружевами, а сверху отделана еще более кокетливо. Эта деталь наших нравов наведет, возможно, представителей мужского пола на мысль о тайных драмах, которые скрываются за такой бесподобной сорочкой.

Каролина натянула фильдекосовые чулки, обулась в прюнелевые башмачки с высокой шнуровкой и надела свой самый узкий корсет. Она велела сделать себе прическу, которая более всего шла к ее лицу, и надела свой самый элегантный чепец. О ее утреннем наряде нечего и говорить. Набожная женщина, живущая в Париже и любящая своего мужа, не хуже кокетки умеет выбрать прелестные полосатые ткани, из которых шьются рединготы на пуговках, которые то и дело расстегиваются, и женщине приходится два-три раза в час застегивать их более или менее очаровательным жестом[686].

Девятичасовая, десятичасовая и все прочие мессы пролетели за этими приготовлениями, которые для любящей женщины – все равно что один из геркулесовых подвигов.