Мелкие неприятности супружеской жизни

Никаких поездок за город… Как можно? Она этого хотела, но для такой поездки необходимы (в этом все и дело!) собственный экипаж, собственные лошади… Муж не пожелал купить ей экипаж. А ехать в наемной карете, в фиакре… ее мутит при одной мысли о такой поездке!

Никакого обжорства… у больной от запаха мяса тошнота подступает к горлу!

Больная лечилась тысячью разных снадобий, которых, правда, никогда не принимала на глазах у горничной.

Одним словом, она не жалела сил на эффекты, лишения, позы, белила для придания себе мертвенной бледности, закулисные машины – точь-в-точь как театральная дирекция, трубящая повсюду о великолепии новой постановки.

Выходило, что помочь больной может только поездка на воды – в Эмс, в Гомбург, в Карлсбад, – но больная не хотела трогаться в путь без собственного экипажа.

Все упиралось в экипаж.

Но Адольф этой Каролины держался стойко и не уступал.

Сама же эта Каролина, будучи женщиной величайшего ума, признавала правоту своего мужа.

– Адольф прав, – говорила она своим приятельницам, – это я потеряла разум; он покамест не может, не должен покупать экипаж; мужчины лучше нас разбираются в собственных делах…

Порой этот Адольф приходил в ярость; женщины знают такие ухватки, за которые их надо отправлять прямиком в ад.

Наконец, на третий месяц он встречает своего школьного товарища, начинающего врача, простодушного, как все юные доктора, лишь с недавних пор заведшего практику и рвущегося в бой.

«К молодой жене – молодого врача», – решает наш Адольф.

И предлагает будущему Бьяншону[718] осмотреть Каролину и сказать правду о ее состоянии.

– Дорогая, пора вам показаться врачу, – говорит Адольф вечером жене, – я пригласил такого, который более всего подходит хорошенькой женщине.

Новичок приступает к делу с величайшей добросовестностью, задает больной вопросы, деликатно ее ощупывает, выясняет мельчайшие подробности, и к концу беседы на губах у него начинает играть невольная улыбка, а глаза смотрят с сомнением, если не с иронией. Он прописывает невинное лекарство, настаивая на его чрезвычайной важности, и обещает вернуться, чтобы проверить, подействовало ли оно.

В прихожей он, полагая, что остался наедине со своим школьным товарищем, учиняет вот какую штуку.

– Твоя жена совершенно здорова, любезнейший, – говорит он, – она насмехается над тобой и надо мной.

– Я так и думал…

– Но если она будет продолжать в том же духе, она в самом деле доведет себя до болезни: я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы это позволить, ведь я хочу остаться не только врачом, но и порядочным человеком.

– Моей жене нужен выезд.

Каролина этого Адольфа, как и та, что описана в главе «Соло для катафалка», подслушивала под дверью.

Юному доктору по сей день постоянно приходится отмываться от напраслин, которые эта очаровательная особа распространяет на его счет; чтобы заставить ее замолчать, он вынужден был повиниться в этой ошибке молодости и назвать свою неприятельницу по имени.

Каштаны из огня [719]

У несчастья столько оттенков, что сосчитать их невозможно, тут все зависит от характеров, силы воображения, мощи нервной системы. Однако если невозможно перечислить все эти бесконечные оттенки несчастья, то можно по крайней мере указать его главные разновидности, ярко выраженные особенности.

Нижеследующую мелкую неприятность автор приберег под конец, ибо она одна не только печальна, но и смешна.

Автор льстит себя надеждой, что рассказал обо всех главных неприятностях. Поэтому женщины, подошедшие к завершению жизненного пути, достигшие счастливого сорокалетнего возраста, когда они становятся неподвластны злословию, клеветам, подозрениям и наконец обретают свободу, – эти женщины должны отдать автору справедливость и признать, что в его сочинении указаны или изображены все критические положения, в какие могут попасть супруги.

У Каролины появилось свое «дело Шомонтеля». Она научилась удалять мужа из дома, она нашла общий язык с госпожой де Фиштаминель.

Во всякой семье наступает момент, когда госпожа де Фиштаминель становится добрым гением Каролины.

Каролина лелеет госпожу де Фиштаминель так же истово, как африканская армия лелеет Абд-эль-Кадера[720]; она пестует ее с такой же страстью, с какой врач старается не вылечить богатого мнимого больного. Каролина и госпожа де Фиштаминель на пару изобретают занятия для дражайшего Адольфа в тех случаях, когда присутствие сего полубога в их пенатах нежелательно. Госпожа де Фиштаминель и Каролина, ставшие стараниями госпожи Фуллепуэнт лучшими подругами, даже постигли и научились исполнять те обряды женского франкмасонства, в которые никакой посторонний не способен их посвятить.

Например, Каролина пишет госпоже де Фиштаминель такую записку:

«Ангел мой, вы, верно, увидите завтра Адольфа; не задерживайте его слишком долго, потому что около четырех я хочу поехать с ним в Лес кататься; но если вам очень хочется отвезти его туда, тогда я его там и заберу. Как бы мне перенять ваше умение развлекать людей, которым повсюду скучно».

Госпожа де Фиштаминель говорит себе: