Мелкий принц

Дождь ушел в глубь страны, в сторону Альп, и перемена наполнилась соленым ветром с юга. Солнце лезло, расталкивая тучи, выбивалось божественными столбами света – ну так, наверное, думали легковерные. Просто глупая дыра в глупом облачном небе. Я плелся в столовую, игнорируя лужи – ноги и так были сырыми, а нос уже сопливым. С листьев еще капало, и чуть только усиливалось движение воздуха, казалось, что дождь вернулся. Но это был обман. До вечера не начнет.

Иногда жизнь задает более сложные вопросы, чем «Сколько вокзалов на площади трех вокзалов?». Перед столовой, пропустив очередь, стояла Ауре-лия и, казалось, никого не ждала. Заговорить? Или кивнуть? Или пройти мимо? Ленинградский, Ярославский или Казанский? Ленинградский!

– Салют! – я остановился и пожалел. Надо было поздороваться на ходу. А теперь я стою, как мудак, без новых очков и без нового поло, и как будто обязываю ее мне ответить.

– Салют! – и смотрит, и смотрит, и не отводит глаза. – Ну чего тебе? Чего ты все высматриваешь? Ты хотел что-то мне сказать?

Да! Вот она! Настоящая европейская женщина. Будущее следующего века. Все сама! И заговорит, и выручит, и придет на помощь неуверенному подростку. Все сделает. Только за бисквит в «Негреско» не заплатит. Предложит. Возможно, даже и захочет. Но я не дам. Нет! Не так меня воспитал дедушка. И я все еще молчу и пытаюсь соскрести с языка слова.

– Ну? – девочка из будущего теряет терпение.

– В пятницу вечеринка. У Бена. Я хотел тебя пригласить. Ну, то есть в дом Бена, но со мной…

Ее верхняя губа дернулась и потянулась в улыбку.

– Ну давай.

И обедать мы идем вместе.

За соседним столом обедают русские мальчики. В первые учебные дни я сидел с ними. Но я, видимо, раньше других оттаял и откололся. Мне страшно хотелось к другому берегу. Свой я знал на ощупь. Мне нравился звук французского, он каждый раз отдавался в памяти каким-нибудь запыленным романом, где в декорациях с лепниной ребята в страусиных перьях отдавали жизни за возлюбленных. Я за возлюбленную готов отдать семьсот франков, которых нет, но обязательно будут. Ее небольшой рот так же примечателен, как бедра или грудь, хотя, казалось бы, просто рот. Открылся, забрал спаржу, и все тут. Но нет. Эдвард рассказал, что строительный материал внутренней стороны щеки тот же, что и у стен влагалища, и с тех недавних пор я смотрю на ее губы и несколько смущаюсь. Что же будет в «Белграде»? Неужели растеряюсь?

Соседний стол гоготал. Валера раздавал лещей низкорослому мальчику с большой кудрявой шевелюрой. Я подслушивал чужой разговор. Курчавого командировали в соседнюю деревню Гарбажер, заселенную алжирцами. На общинные сбережения мальчик должен был забрать у условного араба десять граммов гашиша. Гашиш ему араб показал, но в обмен на франки вручил другой сверток из фольги, с шоколадкой «Риттер Спорт» – судя по тому, что Валера Шерстов после каждой затрещины спрашивал: «Риттер Спорт? Риттер Спорт, блядь?» – он повышал голос до той поры, пока к ним не подошел охранник. Вообще, охранник подходил только к русскому столику, и до нашего появления в этом мире не ясно, для чего они были нужны.

Аурелия прелестно проглатывала. Всей шеей. Зажмуриваясь. Бабушка бы сказала, что у нее ангина или тонзиллит, но, похоже, она просто так ела. Ей я был немного интересен. Она знала Бена, слышала про вечеринки в особняке его родителей, но никогда не была там. А здесь вдруг этот, который должен был бы обедать за русским столиком и, как оказывается, говорит на разных языках, да еще и всех знает, и даже тех, кого не знает она, маленькая принцесса, и бывает там, где она еще не была.

– Здорово, Борян, – без приглашения подсел Валера Шерстов.

Аурелия перестала жевать и уставилась отчего-то на меня, а не на него. Я тоже повернулся и вопросительно посмотрел.

– Ладно, ладно. Не буду мешать, – он по-отечески похлопал меня по плечу и встал. – А она миленькая для иностранки, – и ушел, увлекая за собой хоровод и родную речь.

– Он мне не нравится, – говорит Аурелия.

– Он неплохой, – отвечаю я, – просто немного мудак.

Валера и правда неплохой, пускай и пустой, как дырявый пакет. Простой парень, каких целые города, но судьба взвалила на его семью испытание деньгами. Он не должен был оказаться в Ницце, он ей чужд, как раковая клетка, но именно его отец освоил долю национального достояния и, начитавшись в детстве тех же хрестоматийных романов, что и я, отправил сына Валеру во Францию.