Мелкий принц

Я не каждое воскресенье говорю со шлюхами и, по правде сказать, до того, как разглядел Аурелию, про гостиницы не думал. Она была не девочкой для комнаты в общежитии. Она жила с родителями, ходила по паркету и поливала мамины цветы на полукруглом балконе. С такой – только на ее территории. Так вот, в первой половине осени, в теплой, когда я ее еще не знал, я шлялся по Ницце без денег. Просто выгуливал глаза. Разглядывал соломенные шляпы, парусиновые брюки, автомобили для двоих и золотые часы в витринах. Любил я и море, как любит его тот, кто в детстве только читал о нем. Я подолгу сидел на гальке, бросал камушки в какую-нибудь выдуманную цель, щурился на солнце и никому не мешал жить. Однажды я разлегся на камнях и думал о чем-то теплом и добром, о Наташиной жопе, что ли, или о доме, как разом мир по ту сторону век потемнел. Я приподнялся на локтях и оглядел пятерых молодых арабов, не сильно превосходивших меня по возрасту. Только один, самый длинный, был взрослый, бородатый, двадцатилетний. На всех были одинаковые спортивные костюмы, трепыхавшиеся на ветру, и без особых прелюдий, не предъявив требований, как поступили бы гвардейцы кардинала, они очень слаженно принялись меня пиздить. Мне повезло, тысяча чертей. Помощь пришла не от европейцев. Все так и продолжили внимательно изучать белые паруса вдали, как будто на заднем дворе пожара не было. Ну пиздят кого-то арабы, ну мало ли. Какой-то мужчина почти что встал, но спутница взяла его за руку и сказала то, что я не смог расслышать. Они были достаточно далеко. Наверное, она сказала: «Серж, не надо! Это не твоя проблема». И Серж послушался. Да, измельчал мушкетер. Растерял свои яйца по Бургундиям, Нормандиям… Помощь пришла со спины. Нос и губы уже были разбиты в кровь. Я чувствовал, как проворные руки тянут из карманов джинсов пустое портмоне и сигареты за десять франков (будьте вы прокляты, канальи), но знакомый голос «Борян, держись!» сократил частоту ударов. Валера перемахнул через перила, в два прыжка оказался в центре одиночного погрома и поставленным в секции ударом по известной нам с детства схеме – бей самого большого и страшного – втащил бородатому в шею, чем вынул из него жизнеобеспечивающую батарею. Мелочь бросилась врассыпную, дальше можно было не выбирать жертву по расчету. Валерка успел схватить самого никчемного, кривенького и сиплого (он молил на французском его отпустить: силь ву пле), но у Валеры по французскому два, и безголосый еще минуту просился встать и просто уйти, но бросил эту затею, смирился и только горько стонал от каждого нового прилета мыска в бок.

– Как будто кончает, – поделился наблюдением Валера.

Он помог мне встать. Вообще, странно, почему у наших насилие ходит в обнимку с эросом. Ну вот француз ни за что бы не провел параллель между сладострастным стоном и стоном болевым, а Валера провел. Да, де Сады тоже измельчали… Когда мелкий затих и примкнул к старшему товарищу (или брату, или даже дяде, у арабов не разберешь), Валера проделал то, от чего суетливое сердце жены Сержа заклокотало. Он выудил из ширинки темный неприветливый хуй и пролился на головы поверженных. Вы видели римские статуи, прославляющие военачальников, покоривших чужие народы? Широкоплечий римлянин устремил взор за горизонт, а в ногах у него непропорционально маленькая, жалкая фигура поверженного. Валера таких скульптур не видел, и Рим на карте не быстро бы нашел, и отсылок к античности в своем перформансе не уловил бы. А я подметил. И еще кое-что примечательное. Ни один француз, ни один британский турист – никто не дерзнул, не вмешался. Все как один в солнечных очках, и застекленные глаза смотрят куда угодно, кроме новых варваров, прогоняющих старых варваров с некогда их земли. «Это моя песочница», – говорило тело Валеры, стряхивая последние капли. Он потянул шею, щелкнул позвонком и застегнул ширинку.

– Надо бы тебе рожу умыть, – сказал мне товарищ.

– Нам надо бы поскорее убраться.

– Тоже верно.

В школе мы рассказали, что играли в волейбол и мне заехали локтем в лицо. Нам не поверили, но что случилось – за воротами школы никого не касалось. Это не их проблема… «Знаю я, какая ваша самая большая проблема, – думал я по дороге в общежитие. – Валеры. Вы впустили Валер».

– Дорогая, я дома!

Эдвард лежал точно так же, с гитарой в руках, как когда я его оставил утром.

– Заговорил с ней?

– Заговорил.

– Она?

– Думаю, да.

– Как понял?

– Знаешь, как «Макдональдс» выглядит по-разному, когда ты сыт и когда ты голоден? Вот она всегда будет выглядеть, как будто ты голоден.