Мелкинд Виллейн (Золотой Талисман) (СИ)

Рука Эритора цапнула рукоять, и прежде чем кто-то сделал шаг, бросился на кинжал.

- Не-е-ет! - услышал я свой голос, рванул с пола Эритора за плечи, такого тяжёлого, перевернул, страшусь увидеть, как отблеск души покинет его навсегда.

Навалились разом, меня оттащили, выворачивают руки, я, не жалея себя, извиваюсь, бью ногами. В ладони тот самый нож, на серебре лезвия кровь, перекошенное лицо Хурбиса плывёт совсем близко, глаза выпучены, завалился куда-то вниз.

Мелькнул кулак в рыцарской перчатке, челюсть взорвалась болью, голоса улетели ввысь и вдаль. Последняя мысль: как рассказать Унрулии?

Потом всё померкло.

Часть 3

Глава 1

Вверх, вниз, вверх, вниз. Я раскачиваюсь как на волнах, в теле приятная истома, веки прикрыты. Если б не челюсть, что болит нестерпимо, можно и вздремнуть.

Я с трудом пошевелил пальцами, кисти перетянуты слишком туго, пара петель верёвки вокруг луки седла не даёт почесаться. Ноги тоже привязаны - к стременам. Подо мной та самая кляча из дворцовой конюшни, серой масти в яблоках, дрожит в коленях при шаге, шея печально опущена, как хвост побитой собаки.

- Н-но, старая! - долетел возглас спереди, повод дёрнулся, потащил. Кляча сделала полдюжины бодрых шагов и замедлилась вновь. - Так за неделю не добраться! Неужели во всем городе не нашлось доброго коня!

Я приоткрыл веки увидеть чёрный конский круп и, повыше, широкую спину сэра Эйри. Рыцарь по шею закован в блестящий металл, шлем на завязках возле бедра. С другой стороны седла приторочен мой меч, сам Эйри предпочитает булаву и секиру. А вот копьё пришлось оставить вместе с оруженосцами и прочим людом.

- Ваш конь вполне добр. Можем поменяться! - отозвался я. Эйри хмыкнул, не оборачиваясь.

- Наслышан, мелкинды искусные наездники. Пожалуй, оставим как есть!

Беспокойство Эйри напрасно: пара часов пути и лошади не понадобятся - впереди горы! Сизые громады вырастают с каждым часом, склоны, заросшие до половины редколесьем, подсвечены полуденным солнцем. Тёмные треугольники вершин будто вырублены в горизонте и вместо синевы обнажилась ночная поддёва.

Эйри озабоченно полез копаться в подсумке, рука не расстаётся с латной перчаткой, выудила неуклюже карту. Рыцарь качнул головой, резко обернулся, грива золотистых волос разметалась по плечам. На лице камнем застыли, высечены раз и навсегда, черты: массивные дуги бровей, усталые складки вниз от кончиков губ, морщинки лучиками от уголков глаз.

- Дорога к вершине одна и ведёт через ущелье Давящих Скал. Хорошо бы миновать засветло, не хочется лазить по кручам впотьмах!

- Название не очень, - заметил я.

- Название древнее. Дальше на карте отмечен замок местного барона, оставим там лошадей. Что-то слышал о нём?

Я усмехнулся. И промолчал.

- Послушай, колдун! У нас общее дело. Мне жаль, что так вышло с мальцом, но нужно думать о будущем. Талисман чрезвычайно важен, слишком важен, чтобы владел кто-то один! Уверен, уладите разногласия, договоритесь с принцем по возвращении, и тебя ждёт неплохое будущее!

В синих глазах Эйри не прочесть более сказанного, тон ровный. Я не решился ответить, хотя есть пара гневных тирад. Кто знает, что на уме у Эйри, когда произносил эти слова, к какому решению хочет склонить? Уж больно не прост простой баннерный рыцарь.

В груди пустое сосущее чувство при мысли об Эриторе, вспоминаю вновь и вновь последние моменты, и одно не даёт покоя: почему так поступил?! Зачем взвалил невыносимую ношу вины, оборвал последнюю ниточку связи... с людьми???

Воспоминания нахлынули волной эфемерных пузырей. Вот пузырь - Мастер Фитц. Очевидно, предал, ещё тогда, в кабинете башни, прельщая возможным повышением, знал точно - ничего не будет. Знал, минуту назад тайком наложив на меч чары, что приведут тролля в ярость. Слова после - для отвода глаз, а я и поверил, попался!

Ярость и горечь переполняют меня, пузырь надулся и лопнул, Фитц истаял в воздухе.

Вот тётушка, растившая с младенческих пор. Она мертва. Не то чтобы мы были особо близки, но она единственное существо, желавшее безусловно добра, пусть понимала по-своему. Настолько по-своему, что пришлось покинуть дом детства.

Двухэтажный дом в прозрачном пузыре завертелся, стёкла окон потрескались, крыша обрушилась внутрь стен.

С Джетсетом, не сложилось.

Унрулия, принесшая себя в жертву, никогда не простит смерть сына!

Гигантское болото с чавком породило пузырь, за зелёными стенками немо кричит Унрулия, снаружи по кочкам скачет Эритор, но глаза мертвы и уши глухи.

У меня не осталось никого, хоть сколь-нибудь близкого. Будто людское племя отрыгнуло пасынка, пережевав и выплюнув, вместе с тщетными надеждами. Напрасно старался я приспособиться, забыть соплеменников и быть как все... люди.