Мельмот скиталец

Как это ни странно, но можно считать вполне установленным, что женщины, которым приходится скрывать свою беременность и которые вынуждены бывают претерпевать все связанные с этим трудности и неудобства, часто лучше переносят ее, чем те, которых в этом положении опекает нежная и заботливая семья. Очевидно и то, что и сами роды, происходящие втайне, когда на свет появляется незаконный ребенок, оказываются менее опасными и приносят роженице меньше страданий, чем те, когда на помощь приходит и врачебное искусство, и любовь. По-видимому, именно так было и с Исидорой. Замкнутый образ жизни семьи, характер матери, которая была недостаточно проницательна, чтобы что-нибудь заподозрить, но в то же время совершенно неутомима в преследовании определившейся уже цели, что проистекало от стремления чем-то себя занять, вполне естественного для ее праздной натуры, и к тому же еще особенности тогдашней моды — огромные фижмы, которые совершенно скрывали очертания тела женщины, — все эти обстоятельства давали возможность сохранить тайну Исидоры, во всяком случае до наступления критического часа. Легко можно было себе представить, сколько было тайных приготовлений к нему по мере того, как час этот приближался, сколько тревоги; удалось найти няньку, которая набралась важности и кичилась оказанным ей доверием, преданную служанку и надежную повивальную бабку; на все это нужны были деньги, и Мельмот щедро снабдил ими Исидору; обстоятельство это, вероятно, немало бы ее удивило, ибо являлся он к ней всегда очень скромно и просто одетый, и эта щедрость его обратила бы на себя внимание, если бы в эти тревожные дни она вообще могла думать о чем-нибудь еще, кроме приближения рокового часа.

Вечером накануне того дня, когда ожидалось это страшное для нее событие, Мельмот был с ней необычайно нежен; он молчал, но часто смотрел на нее, и в глазах его были тревога и любовь: казалось, он порывался ей что-то сказать, но только никак не мог решиться. Исидора, которая хорошо знала, сколь много человек способен передать другому глазами, ибо чаще всего ими-то и говорит сердце, попросила его разъяснить ей, что означают эти ею взгляды.

— Отец твой возвращается, — неохотно ответил Мельмот, — он будет здесь через несколько дней, а может быть, даже через несколько часов. Исидора выслушала его; известие это привело ее в ужас.

— Мой отец! — вскричала она. — Я же никогда его не видела. О, как я встречу его теперь! А моя мать этого не знает? Как это она могла не сказать мне об этом?

— Сейчас она еще не знает, но будет знать очень скоро.

— А откуда же ты мог об этом проведать, если даже ей ничего не известно?

Какое-то время Мельмот молчал; лицо его сразу переменилось и сделалось напряженным и мрачным.

— Никогда больше меня об этом не спрашивай, — проговорил он медленно и сурово, — известие, которое я могу тебе сообщить должно быть для тебя гораздо важнее, чем те средства, какими я его получил; тебе достаточно знать, что я тебя не обманываю.

— Прости меня, милый, — сказала Исидора, — может статься, что обидела я тебя последний раз; так неужели же ты сейчас не простишь мне последнюю обиду?

Мельмот был, должно быть, настолько поглощен своими мыслями, что оставил без ответа даже ее слезы. После нескольких минут мрачного молчания он наконец сказал:

— Вместе с отцом твоим прибывает жених, с которым тебя уже обручили; отец Монтильи умер; все приготовления к твоей свадьбе уже закончены; жених твой приезжает, чтобы сыграть свою свадьбу с чужою женой; вместе с ним приезжает твой вспыльчивый точно порох брат: он ездил встретить отца и будущего зятя. По случаю твоей свадьбы в доме будет большое торжество; ты, может быть, прослышишь, что на празднестве этом появился странный гость, — я там буду.

Исидора оцепенела от ужаса. — Торжество! — повторила она, — свадьба! Но ведь я твоя жена и вот-вот стану матерью!

* * * *

В эту минуту раздался топот копыт; слышно было, как множество всадников приближается к дому, как слуги бегут встретить их и помочь им сойти с лошадей, и Мельмот, подняв руку не для прощанья, а, как показалось Исидоре, с угрозой, мгновенно исчез; а через час Исидора опускалась уже на колени и кланялась отцу, которого не видела ни разу в жизни, позволила Монтилье приветствовать себя и приняла поцелуй брата, который едва прикоснулся к ней, раздраженный ее холодным обращением и замеченной в ней переменой, когда она вышла ему навстречу.

* * * *

Семейное свидание это происходило так, как то было принято в те времена в Испании. Альяга поцеловал холодную руку своей постаревшей жены; многочисленные слуги дома выразили надлежащую радость по случаю возвращения своего господина; отец Иосиф напустил на себя еще более важный вид и громче, нежели обычно, потребовал, чтобы подали обед. Монтилья, будущий муж, человек хладнокровный и спокойный, относился ко всему безучастно.