Мельничная дорога

Затем сообщил, что видел такую же бороздчатость в Центральном парке Нью-Йорка. Бывал там?

– На Манхэттене? С какой радости? Отец как-то приехал с Таймс-сквер и сказал, что там одни проститутки и порнография.

Наконец мы добрались до утеса, вздымавшегося темной массой на фоне бледного неба. Он достигал в высоту сотню или более футов, и ты объяснил, что с формальной точки зрения это не утес, а откос и, показав на вершину, добавил:

– Вперед!

– Как? – удивился я.

– В этом вся штука: здесь нет узаконенных путей, как нет прямых линий. Каждый должен решать сам.

Я стоял с таким видом, словно пытался решить непосильную задачу, а ты с необычайной живостью поскакал вверх. Будто кто-то снял на кинопленку, как вниз по лестнице прыгает мячик, а затем запустил ленту в обратном направлении.

Я последовал, как мог быстро, сначала робко, не видя мест, куда поставить ногу, затем увереннее. Ты отталкивался ногами, подтягивался на руках, и камни путались, как в гигантской головоломке, точно сама природа бросала тебе вызов.

На половине пути ты сел на плоский валун и, снова пожевав из своего пакета со сбором, спросил:

– Как подъем?

Я обливался по́том и содрал кожу с плеча, но посмотрел на тебя так, будто твой вопрос не имел никакого смысла. И, обойдя твой валун, бросился к вершине первым.

Это продолжалось полминуты – затем твой вязаный свитер размытым пятном умчался вперед.

Догнав тебя на вершине, я пыхтел, как собака, а по тебе было видно, что ты готов начать все сначала. Ты стоял у дерева и обдирал с веточки кору:

– Понюхай.

Я с шумом втянул воздух:

– Пахнет мятой.

– Это граболистная береза. – Ты кивнул на ствол. – Тот же запах, что у жевательной резинки и средства для полоскания горла.

Трехгранный тополь, граболистная береза, бороздчатость, ледники… Если бы мне говорили об этом в школе, я бы остался равнодушным.

– Как ощущения? – спросил ты.

– Выдохся, – признался я. И, помолчав, оценивая чувства и не в силах выразить их словами, улыбнулся.

– Приятные? – предположил ты. – Будто в мозгу включили все лампочки?

– Удивительно. Мне так хорошо, что…

– Попробуй только ляпни какую-нибудь непристойность – я тебя сброшу с утеса, молодой человек.

Я постарался придать голосу серьезный тон:

– По-моему, вы сказали, что с формальной точки зрения это место называется не утес, а откос.

– В жизни ничего не слышал лучше, – улыбнулся ты.

Росборн, Нью-Йорк, 2008

Маккласки еще не успел дойти до крыльца, а уже изрядно вспотел.

Поднявшись на ступени, вытер шею носовым платком, посмотрел на дверной звонок, но потянулся к молотку и трижды сильно ударил в створку. Затем шагнул назад и встал так, чтобы бок с оружием был повернут к дому.

Температура за секунду подскочила, платье уже прилипало к телу Ханны, и жара напомнила ей другой августовский день двадцать шесть лет назад. Дверь широко распахнулась, словно отец приглашал гостей выйти на крыльцо и полюбоваться просторами между горой и Эрхарт-плейс. Но то был не отец, а Мэтью.

Ханна задохнулась. Мэтью Уивер был одет так, будто собирался в церковь: чистая белая рубашка заправлена в синие брюки, рукава закатаны выше локтей – в голове мелькнуло, как у Пэтча. Он бросил на нее мимолетный взгляд, но Ханна не сомневалась: Мэтью понял, кто перед ним, точно ждал, что она приедет.

Оценивая ситуацию, Маккласки выждал несколько мгновений, давая возможность подозреваемому первому начать разговор и судить о нем по его первой реакции. Однако Мэтью молчал, и все стояли, словно ожидая, чтобы разговор разгорелся от жара солнца. Ханне казалось, что она вот-вот вспыхнет.

Маккласки, признавая поражение, начал первым:

– Вы Мэтью Уивер?

– Когда-то был.

– А я был когда-то таймэндом[13]. Что дальше?

– Теперь я Денби.

– Хорошо, Мэтью как-вас-там, я детектив Маккласки. – Он достал из внутреннего кармана значок и поднес близко к его лицу. Мэтью не изменил направление взгляда и смотрел в упор на детектива.

– Уберите значок. Мне прекрасно известно, как выглядят полицейские.

– Наслышан – вам пришлось какое-то время общаться с моими коллегами.

– Это было давным-давно.

– Мы не меняемся. Ладно, я объяснил, кто я такой, чтобы вы знали, с кем имеете дело. Но наш визит не совсем официальный.

Мэтью сложил на груди руки и оперся о дверной косяк.

– Можно понимать это так: я закрою перед вами дверь, и вам придется уйти?

– И пойдем, горемычные, весело насвистывая.

– Я не возражаю с вами поговорить, – заявил Мэтью.

– Слава богу! А то я так и не научился свистеть.

Мэтью подался вперед и рассмеялся:

– Это что – спецобработка?

– Нет. Попытка оценить ваш характер, опираясь на многолетний опыт общения с опасными преступниками.

– И?

– Плохие новости.

– Почему?

– Складывается впечатление, что, к сожалению, мне не удастся запугать вас. Вы не из нервных.

– Почему вы считаете это плохой новостью?

– Если человека удается запугать, в него не приходится стрелять.

– Убийство – подсудное дело.

– К несчастью. Если только вы не окажете мне любезность и не кинетесь на меня с оружием. Одного мне так случилось пришить – он убил жену и ребенка, а затем бросился с мачете на меня.