Читаем Мельница на Флоссе полностью

— Я должна ехать, — страдальческим голосом сказала Мэгги. — Пусть пройдет некоторое время Люси. Не настаивай на том, чтобы я осталась.

Не глядя на Мэгги, Люси несколько минут о чем-то молча размышляла. Потом, опустившись на колени перед кузиной и с тревожной внимательностью всматриваясь в ее лицо, спросила:

— Мэгги, может быть, ты недостаточно любишь Филипа, чтобы стать его женой? Не надо ничего скрывать, доверься мне.

Мэгги, крепко сжимая руки Люси, некоторое время безмолвствовала. Ее собственные руки были совсем ледяными… Но когда она заговорила, голос ее звучал чисто и ровно:

— Нет, Люси, я согласилась бы стать его женой. Мне кажется, нет лучшей, нет более высокой цели для меня, чем сделать Филипа счастливым. От него первого я услыхала слова любви. Никто не сможет полностью заменить мне его. Но я не в силах навсегда расстаться с братом. Прошу тебя, не говори со мной больше об этом.

Огорчаясь и недоумевая, Люси подчинилась; после некоторого молчания она сказала:

— Ну что ж, Мэгги, по крайней мере завтра ты будешь на балу в Парк-Хаузе, повеселишься, послушаешь музыку и уже потом отправишься со своими обязательными визитами. А вот и тетушка пришла звать нас к чага.

Глава X ЧАРЫ КАК БУДТО РАЗВЕЯНЫ

Яркий свет, цветы и бальные туалеты шестнадцати танцующих пар, явившихся в сопровождении родителей и опекунов, придавали парадный блеск анфиладе комнат Парк-Хауза. Средоточием этого великолепия была удлиненной формы гостиная, где под воодушевляющие звуки рояля происходили танцы: по одну сторону гостиной находилась библиотека, которую чинно украшал своим присутствием зрелый возраст с неизменными чепцами и картами; по другую ее сторону гостеприимно предлагала прохладу и уединение диванная с примыкавшей к ней оранжереей. В этот вечер Люси впервые сбросила траур, и пышное платье 6р-лого крепа подчеркивало ее хрупкое изящество; она была признана королевой бала, ибо это был один из тех званых вечеров мисс Гест сугубо снисходительного тона, где собиралось общество, не включавшее аристократии более высокой, нежели местная, и где широко была представлена сент-оггская коммерческая и чиновная знать. Мэгги сначала не захотела принять участие в танцах, объясняя это тем, что забыла все фигуры — так много лет прошло с тех пор, как она танцевала в пансионе. Она радовалась, что у нее нашлось Это оправдание, ибо танцы не веселят, когда тяжело на сердце. Однако в конце концов музыка пробудила в ней неудержимое желание присоединиться к танцующим, хотя перед ней стоял всего лишь этот несносный юный Торри, подошедший вновь, чтобы попытаться уговорить ее. Мэгги предупредила его, что ничего, кроме контрданса, не танцует; но он, разумеется, был готов дожидаться этого высокого блаженства и, несомненно, только с намерением польстить ей время от времени повторял: «Какая тоска!», имея в виду, что она не танцует вальса, а ему так хотелось бы с ней повальсировать. Наконец настал черед славного старинного танца, в котором мало тщеславия, но зато много веселья, и Мэгги, позабыв о всех своих житейских треволнениях, с детским упоением отдалась его непринужденному ритму, как бы ниспровергавшему претенциозный этикет. Она была исполнена милостивого расположения к юному Торри, чья рука увлекала и поддерживала ее в танце. Глаза и щеки ее пылали тем огнем юного восторга, который вспыхивает от самого легкого дуновения, и ее простое, отделанное кружевом черное платье казалось матовой оправой, оттенявшей драгоценный камень.

Стивен ни разу не пригласил ее на танец, не оказал ей иного внимания, кроме мимолетной учтивости. Образ Мэгги, всегда стоявший перед его внутренним взором, после вчерашнего дня стал сливаться с образом Филипа, наполовину заслонившим его своею тенью: вероятно, между Мэгги и Филипом существовала давняя привязанность, по крайней мере привязанность со стороны Филипа, — значит, Мэгги тоже была не свободна. Итак, говорил себе Стивен, вот еще одно обстоятельство, которое, взывая к его чести, запрещает ему отдаться нахлынувшему чувству, постоянно грозящему его одолеть. Так твердил он себе, а между тем в нем не раз поднимался яростный протест: Стивен содрогался, думая о Филипе, ему мучительно хотелось броситься к Мэгги и самому предъявить на нее права. Тем не менее в этот вечер он не изменил своим намерениям: держался поодаль, почти не смотрел на нее и был неистощимо весел, занимая Люси. Но сейчас он пожирал глазами Мэгги, испытывая страстное желание пинком отшвырнуть юного Торри и занять его место. Стивену еще хотелось, чтобы поскорее закончился танец и он мог бы избавиться от своей дамы. Мысль о том, что ему тоже позволено танцевать с Мэгги, долго держать ее руку в своей руке, подобно жажде, неумолимо овладевала им. Но и сейчас ему казалось, что руки их встречаются в танце — встречаются во все время танца, хотя они и были на отдалении друг от друга.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее