Читаем Мельница на Флоссе полностью

Стивен резко повернулся и принялся шагать по комнате. Суровая необходимость требовала, чтобы он возвратился в гостиную, и он начинал понимать это. Отсутствовали они так недолго, что, когда он вышел к гостям, вальс еще не кончился.

Мэгги тоже не замедлила появиться в гостиной. Гордость, столь присущая ее натуре, восстала в ней: презренная слабость, увлекшая ее в те пределы, где оказалось возможным так жестоко ранить ее самолюбие, несла в себе и исцеление. Мысли и соблазны последнего месяца должны быть забыты; ничто не прельстит ее теперь; ей легко будет исполнять свой долг, и все прежние благие стремления опять мирно воцарятся в ее душе. Когда она вошла в гостиную, лицо ее еще сохраняло в своем румянце следы пережитого возбуждения, но чувство горделивой уверенности в себе уже бросало вызов всему, что могло бы нарушить ее спокойствие. Мэгги не захотела больше танцевать, но когда к ней обращались, спокойно и охотно поддерживала разговор. Вернувшись в этот вечер домой, она с легким сердцем поцеловала Люси. почти ликуя от мысли, что тот испепеляющий миг оградит ее теперь от слов и взглядов, отмеченных печатью предательства по отношению к нежной и ни о чем не подозревающей кузине.

На следующее утро Мэгги не удалось уехать в Бассет так рано, как она предполагала. Миссис Талливер, которая должна была сопровождать ее в карете, не умела наспех справляться с домашними делами, и Мэгги, поторопившаяся окончить свои сборы, вынуждена была сидеть в саду, уже готовая к отъезду- Люси была занята в доме упаковкой подарков с благотворительного базара для малышей Бассета, и, когда зазвонил дверной колокольчик, Мэгги встревожилась, как бы Люси не привела к ней Стивена, ибо это, несомненно, был он. Вскоре гость один вышел в сад и сел рядом с ней на скамью. Это не был Стивен.

— Посмотрите, Мэгги, отсюда видны вершины старых шотландских пихт в Красном Овраге, — сказал Филип.

Они молча взялись за руки; впервые за все это время она взглянула на него с прежней, по-детски чистой и нежной улыбкой. Это ободрило Филипа.

— Да, — отозвалась Мэгги, — я часто на них смотрю, и мне так хочется снова увидеть их в лучах заката. Но после приезда я ни разу не была в тех местах, вернее — только раз, когда мы с мамой ходили на кладбище.

— А я бываю там постоянно. Я живу только прошлым — ведь в моей жизни нет ничего другого.

Воспоминания и чувство острой жалости заставили Мэгги взять Филипа за руку. Как часто они бродили так рука об руку в Красном Овраге.

— Я помню там каждый уголок, — сказала она, — помню все, что с каждым из них связано, — и ваши чудесные рассказы о том, чего я никогда не слыхала раньше.

— Вы скоро опять вернетесь туда, не правда ли, Мэгги? — робко спросил Филип. — Ведь мельница теперь станет домом вашего брата.

— Да, но меня там не будет, — ответила Мэгги. — Я только услышу об этом счастье. Я уезжаю. Разве Люси не говорила вам?

— Значит, будущее никогда не сомкнётся с прошлым, Мэгги? Эта книга навсегда закрыта?

Серые глаза, так часто смотревшие на Мэгги с мольбой и обожанием, теперь снова были устремлены на нее, и в них светился последний луч надежды; она ответила ему прямым, искренним взглядом.

— Эта книга никогда не будет закрыта, — сказала Мэгги с грустной задумчивостью. — Я не хочу будущего, которое разрушило бы узы прошлого. Но узы, связывающие меня с братом, сильнее всех остальных. Я не смогу сделать то, что разлучило бы меня с ним.

— Это единственная причина, которая никогда не позволит нам соединиться? — спросил Филип, полный отчаянной решимости добиться исчерпывающего ответа.

— Единственная, — со спокойной твердостью ответила Мэгги. В эту минуту ей казалось, что чаша очарований отброшена и разбита. Возбуждение, вызванное вчерашней сценой, которая вернула Мэгги гордую уверенность в себе, еще не улеглось в ней, и она смотрела в будущее как человек, способный управлять своей судьбой.

Так они сидели, держась за руки, не глядя друг на друга и не произнося ни слова: мысли Мэгги были больше обращены к прошлому, к дням их любви и расставания; она видела Филипа, каким он был в Красном Овраге.

Филип понимал, что, услышав от нее эти слова, он должен быть вполне счастлив: в своей откровенности она была чиста и прозрачна, как горный родник. Почему же он не был счастлив! Вероятно, для того, чтобы утолить ревность, надо обладать даром всеведения, от которого не может укрыться даже самый неуловимый изгиб души.

Глава XI НА МЕЖЕ

Вот уже четыре дня, как Мэгги гостила у тетушки Мосс, и этой доброй женщине с отуманенными заботой глазами казалось, что никогда еще так ярко не светило раннее июньское солнце; а для многочисленных кузенов и кузин Мэгги ее визит составил эпоху, и они навсегда запомнили каждое ее слово, каждый жест, словно она была воплощением небесной красоты и мудрости.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее