Конь вновь преклонил колена и хрипло, чуть слышно промолвил:
– Пусть источник отворится, даст коню воды напиться!
Кристалл мелко задрожал и натужно отъехал в сторону. Под ним оказалась каменная чаша, полная прохладной чистой воды. Конь припал к ней и с жадностью взахлеб принялся пить. Когда жажда была утолена, он обратился в девочке:
– Попей.
Теперь его голос звучал сочно, от хрипоты не осталось и следа.
– Да я вроде пока не хочу, – ответила та.
– Зря, – произнес собеседник, – другой случай может долго не представиться.
Они немного постояли. Наконец, конь сказал:
– Ну, как знаешь. Долго раздумывать времени нет. Пора обратно. А то Кощей увидит, беды не оберешься, – и, развернувшись, двинулся к своей каморе.
– Кто … увидит?! – машинально последовав за ним, огорошено спросила Катя.
– Кощей, – повторил тот. – Неужто не слышала о таком?
– Какое там не слышала?! Сто раз, наверное! – махнула рукой девочка.
– А если слышала, да еще сто раз, тогда зачем явилась? Непонятно что-то, – сказал собеседник.
– И мне непонятно, – вздохнула Катя. – Не понятно, как. Я вообще в другую сторону шла. Да только угораздило, решила вещь одну проверить.
– Это какую же?
– О входах, выходах. Если вход никак не может быть выходом, то по логике и выход никак не может быть входом. А оказалось, может.
– Ну, это – понятно, – закивал головой конь. – Так всегда с выходами из плохого в хорошее бывает. Вот они человеку помогут из трудного положения выбраться, а тот, вместо того, чтобы вздохнуть с облегчением и дальше идти все оглядывается, мыслью туда вернуться норовит. Выходы и обижаются, что зря выручали, вредничать сразу начинают, чтобы проучить. Чтобы впредь неповадно было на дурное оборачиваться. Иначе так всю жизнь загубить можно, если постоянно к прежним невзгодам обращаться. Все время, например, помнить, кто тебя, чем когда обидел. Не дело это. Ох, не дело. Такие мысли душу отяжеляют, ей потом воспарить трудно будет.
– Да я об этом знаю, – сказала девочка. – Тут другое совсем.
– А-а, – протянул конь, – тогда извини, что наговорил столько. Это я по беседе душевной истосковался, словом перекинуться не с кем.
В это время они вошли в его каменное стойло.
– Ты давай-ка повод на крюк накинь, чтобы все чин по чину было, – обратился он к Кате.
Когда все было исполнено, конь вздохнул с видимым облегчением. Наверное, до этого он всерьез беспокоился из-за своего самовольного выхода к источнику, опасаясь гнева Кощея. Взглянув на девочку благодарными глазами, он потеплевшим голосом произнес:
– Спасибо тебе, милая, что напоила вдосталь. Как зовут-то тебя, спасительница?
– Меня – Катя. А тебя?
Тот немного помолчал, а потом задумчиво вымолвил:
– Странно получается. Столько лет на свете живу, а имени-то у меня и нет. Все только чудесным конем называют. Будто я какие чудеса творить умею. Иные, правда, еще Яр-конь величают.
– Это – потому что яростный, вспыльчивый и буйный? – опасливо спросила девочка и на всякий случай отошла на пару шагов в сторону.
– Нет, – замотал он головой, и его грива потекла красивыми переливами, – не бойся. Это – потому что сильный, быстрый и светлый.
– Так чего же ты, светлый, тогда у Кощея живешь?! Тоже как-то непонятно, – изумилась Катя.
– Так получилось, – вздохнул тот и понурился.
– Ничего себе объяснение! – не удержалась девочка. – Согласись, несуразно звучит, неубедительно!
– Ага, – всхрапнул конь, – можно подумать, у тебя лучше.
Катя мысленно согласилась, что ее появление здесь тоже выглядит более чем странно и примолкла.
– Да ладно, не кручинься, – успокаивающе произнес Яр. – Я на тебя и не обиделся вовсе. А хочешь, историю одну поведаю?
Катя с готовностью кивнула, и тот начал рассказывать:
– В стародавние времена одному молодому воину подарили коня. Хороший был юноша, добрый, отзывчивый. Все душой за других болел, от врагов их отважно защищал. Бился так, что ни одно полчище против устоять не могло. Всю ратную добычу людям щедро раздавал. Себе да коню лишь на пропитание малую толику оставлял. И так его полюбили, что провозгласили царем. Возвели белокаменный город славный, цветущими садами его украсили. Стали царю радоваться, дарами его баловать. Прошло сколько-то времени и обуяла того царя напасть: алчность несусветная. Над каждым камушком, над всякой бирюлькой золотой трястись начал. Мало того, указами многочисленными повелел все сбережения в казну сдавать, дескать, там целее будут. В конце концов, люд обеднел и разбрелся в разные стороны. И за царством некому стало ухаживать. Цветы завяли, деревья посохли, дворцы пылью осыпались. А ему все нипочем. Только, знай, богатства свои пересчитывает.
Он горестно вздохнул, обвел глазами стены, будто всматривался сквозь них и тихо промолвил:
– А когда-то здесь сады буйным цветом цвели, радостный смех всюду звучал …
Конь встряхнул гривой и примолк. Катя чуть сдвинула брови, пытаясь сообразить, к чему он рассказал эту историю, как вдруг … догадалась! Она подошла к коню, погладила его и сочувственно спросила:
– Так что же ты со всеми не ушел?