Читаем Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни полностью

Наши отношения с Владыкой Киприаном в течение двух десятилетий омрачались только одним — он был самый истовый и искренний “сергианец”, какого только можно себе вообразить. (Он, бывало, даже когда в молитвах поминал почивших патриархов, говорил: “великого Сергия”.) Он совершенно серьезно полагал, что между Христианством и коммунизмом нет непреодолимых противоречий. Идея эта в начале века благодаря Владимиру Соловьеву и его многочисленным последователям была весьма и весьма распространена в интеллигентской среде, и наш Владыка несомненно должен был впитать ее, что называется, с молоком матери. (Не забудем притом, что именно будущий Митрополит Сергий в свое время был председателем печально известного религиозно-философского общества в Петербурге.) Я не уверен, что архиепископ Киприан когда-нибудь в подлиннике читал знаменитый доклад В.Соловьева “О причинах упадка средневекового миросозерцания”, но могу засвидетельствовать, что евангельскую притчу “о двух сынах” (Мтф. 21, 28-31) он трактовал точно так же, как Соловьев: под первым сыном подразумевал христиан, а под вторым — неверующих, собственно говоря, комунистов.

Переубедить его в этом пункте было совершенно невозможно. Помнится, он просто отмахнулся от замечательной статьи Льва Тихомирова “Альтруизм и христианская любовь”, когда я дал ему ее прочитать. Как-то я привел ему мнение Преподобного Серафима Саровского, который категорически запретил своим ученикам иметь какое-либо общение с революционерами по той причине, что “первый революционер был сатана”. Владыка на это мне ничего не ответил, просто промолчал.

Но при этом, повторяю, убеждения его были совершенно искренними, и он горячо желал распространить свою наивную просоветскую веру не только на меня, но и на таких вполне неподходящих для этого лиц, как, например, покойный протоиерей Александр Мень или математик И.Р.Шафаревич. С этой целью Владыка по собственной инициативе встречался с ними и, разумеется, в обоих случаях нисколько не преуспел.

Я, грешным делом, иногда уклонялся от споров с ним, щадил его, боялся сердить и волновать, в особенности в самые последние годы. Но все же время от времени показывал коготки, и он всегда знал, что я отнюдь не во всем с ним согласен.

Вот кое-что из наших разговоров.

Несколько раз при мне Владыка рассказывал, как ставил в затруднительно положение наших и немецких (ГДР) чиновников таким “каверзным” вопросом:

— Что общего между коммунистами и самыми ярыми антикоммунистами?

Разумеется, собеседники его затруднялись на это ответить. Тогда он не без торжества говорил им:

— И те и другие считают, что между Христианством и коммунизмом нет ничего общего.

Однажды, когда он рассказал это, я произнес:

— Владыка, на месте ваших собеседников я бы нашелся, что вам ответить.

— Ну, а что бы ты сказал?

— Я бы сказал так. Если я украду у вас митру и саккос, буду их надевать — у нас с вами будет нечто общее. Вы — в саккосе и митре, и я... Однако же при этом вы являетесь архиереем Вселенской Церкви, а я — воришкой, который носит епископское облачение.

— Значит, есть что-то общее? — сказал он.

— В этом смысле — есть, — сказал я.


В другой раз он мне говорит:

— Значит, ты вовсе в коммунизм не веришь?

— Не верю, Владыка. А вы неужели верите?

— Я верю.

— А в какой коммунизм вы верите? В наш? В китайский? В югославский или эфиопский?..


Он мне:

— Ты, наверное, потому так любишь отца Иоанна Кронштадтского, что у него проповеди против социалистов.

— Нет, — говорю, — не только за это, Владыка.


Помнится, одним из самых длительных споров наших с Владыкой был спор об А.Солженицыне и его “Архипелаге”. Это происходило в самый разгар скандала в связи с публикацией вещи.

Надо сказать, за всенощной Владыка всякий раз проповедовал. И вот после очередной нашей с ним беседы о Солженицыне он стал говорить на тему любви к родине. Это чувство, по его понятиям, подразумевало принятие большевизма и безоговорочную поддержку режима. При этом подразумевалось, что такие писатели, как Солженицын, наносят стране вред.

Окончив проповедь Владыка вернулся в Алтарь и, повернув ко мне голову, сказал:

— Ну, ты понял?

Вместо прямого ответа я проговорил:

— Кесарь и прокуратор — это еще не родина.


И еще на ту же тему. Владыка никогда к проповедям специально не готовился. Почти всегда это бывала чистая импровизация. И даже было у него нечто вроде игры. Когда приходил какой-нибудь новый человек, Владыка перед тем, как выйти на амвон, мог спросить гостя:

— О чем сказать проповедь?

И если пришедший высказывал какое-нибудь пожелание, архиепископ тут же начинал говорить на заданную тему.

Помнится, был на Ордынке какой-то священник из Америки. Он попросил Владыку произнести проповедь об исцелении Господом слуги центуриона (Мтф. 8, 5-13).

А я тут не удержался и говорю:

— Владыка, скажите о том, как Спаситель благотворил оккупантам своей родины.

Он взглянул на меня и сказал полушутя:

— На поклоны поставлю.


Вообще же проповедник он был превосходный. Разумеется, если не касался политики или мнимого “сродства” Христианства с коммунизмом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Угреши. Выпуск 1
История Угреши. Выпуск 1

В первый выпуск альманаха вошли краеведческие очерки, посвящённые многовековой истории Николо – Угрешского монастыря и окрестных селений, находившихся на территории современного подмосковного города Дзержинского. Издание альманаха приурочено к 630–й годовщине основания Николо – Угрешского монастыря святым благоверным князем Дмитрием Донским в честь победы на поле Куликовом и 200–летию со дня рождения выдающегося религиозного деятеля XIX столетия преподобного Пимена, архимандрита Угрешского.В разделе «Угрешский летописец» особое внимание авторы очерков уделяют личностям, деятельность которых оказала определяющее влияние на формирование духовной и природно – архитектурной среды Угреши и окрестностей: великому князю Дмитрию Донскому, преподобному Пимену Угрешскому, архимандритам Нилу (Скоронову), Валентину (Смирнову), Макарию (Ятрову), святителю Макарию (Невскому), а также поэтам и писателям игумену Антонию (Бочкову), архимандриту Пимену (Благово), Ярославу Смелякову, Сергею Красикову и другим. Завершает раздел краткая летопись Николо – Угрешского монастыря, охватывающая события 1380–2010 годов.Два заключительных раздела «Поэтический венок Угреше» и «Духовный цветник Угреши» составлены из лучших поэтических произведений авторов литобъединения «Угреша». Стихи, публикуемые в авторской редакции, посвящены родному краю и духовно – нравственным проблемам современности.Книга предназначена для широкого круга читателей.

Анна Олеговна Картавец , Елена Николаевна Егорова , Коллектив авторов -- История

История / Религиоведение / Религия, религиозная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Марпа и история Карма Кагью: «Жизнеописание Марпы-переводчика» в историческом контексте школы Кагью
Марпа и история Карма Кагью: «Жизнеописание Марпы-переводчика» в историческом контексте школы Кагью

В это издание, посвященное Марпе-лоцаве (1012—1097) — великому йогину, духовному наставнику, переводчику и родоначальнику школы Кагью тибетского буддизма, вошли произведения разных жанров: предисловие ламы Оле Нидала, современного учителя традиции Карма Кагью, перевод с тибетского языка классического жития, или намтара, Цанг Ньёна Херуки (Tsang Nyon Heruka, 1452—1507), описывающего жизненный путь Марпы, очерк об индийской Ваджраяне, эссе об истоках тибетской систематики тантр и школы Карма Кагью, словник индо-тибетской терминологии, общая библиография ко всему тексту.Книга представляет безусловный интерес для тибетологов, буддологов и всех тех, кто интересуется тибетским буддизмом и мистическими учениями Востока.

Валерий Павлович Андросов , Елена Валерьевна Леонтьева

Религия, религиозная литература