Мелодия Секизяба (сборник)

— Нам стало известно, что немцы подтягивают крупные силы и сосредотачивают их где-то в здешних местах. Где? Сколько их? Какие части? Какие у них задачи? Это всё надо узнать, разведать, передать нашим.

— Но как?

— У нас налажена связь с соседним партизанским отрядом, у них есть передатчик. Недавно мы сообщила им о скоплении артиллерии на опушке этого леса.

— Мы все это видели, — сказала Надя. — Ведь мы с Нуры прятались на сеновале старой конюшни, и все видели: как взлетали в воздух остатки орудий. Сейчас туда же прибыло свежее пополнение, мы видели это своими глазами, правда, Нуры.

— Немцы вынуждены сосредотачивать свои силы, в этих местах, — пояснил Саша. — Ведь после того, как несколько дней назад взорвали мост, немцы до сих пор не могут переправлять эшелоны на тот берег.

— Это Люба взорвала, — прерывающимся от слёз голосом сказала Надя.

— Люба! — В этом было всё, что хотел сказать Саша. Я понял, что их связывало что-то большее, чем простое пребывание в одном отряде.

— А что с ней? — спросил Саша. — Где она?

Надя молчала, не в силах ничего сказать.

— Люба погибла, пожертвовала собой, — ответил я.

Саша отвернулся от нас. Он не плакал, нет, на войне мужчины не плачут. Он знал, что такое смерть, он видел её не раз, и сам не раз был на волоске от неё. На войне никто не знает, где ждёт его вражеская пуля, осколок, мина, снаряд, вот почему к смерти и мысли о ней привыкают и не думают о том, что следующая очередь может быть твоя. Думают о другом о том, что ты должен уничтожить врага, И чем больше — тем лучше. Одного — за самого себя, двоих — за себя и за друга, которого похоронил вчера.

Наконец Саша повернулся к нам:

— Вас двое? С оружием?

— У меня пистолет, у Нуры автомат, — ответила Надя. — А кто из наших с тобой?

Увы, наших было немного. Саша перечислил их: Коля Шевчук, Валя Шульженко, он, Саша Редько, и Лёша Бежко, причём Лёша парализован. Состояние его очень и очень тяжёлое. Его надо немедленно доставить в госпиталь, но как? Его невозможно сдвинуть с места. С ним всё время находится Валя Шульженко, радистка. Боеприпасов нет, медикаментов тоже и с едой неважно.

Саша бесшумно заскользил среди ветвей, а мы с Надей, стараясь не отставать, устремились за ним. Мы перешли поляну, снова пошли лесом, вышли на опушку и некоторое время шли по краю леса, пока не дошли до склона оврага. По дну оврага текла вода, то там, то здесь росли группами сосны. Дойдя до одной такой группы, Саша внезапно исчез. Минуту спустя он вынырнул откуда-то и махнул нам рукой. Надя впереди, я сзади стали карабкаться вверх, где под корнями начинался лаз в пещеру, которая была совершенно незаметна и недоступна снаружи. Вход в пещеру был завешен двумя одеялами, затем шёл коридор, расширявшийся с каждым шагом, и, наконец, мы вошли в саму пещеру, которая показалась мне огромной. Освещалась она двумя плошками, в которых плавали фитили. Мне это напомнило хорошо знакомые мне пещеры, которые нередки в отрогах Копетдага. Одна из плошек освещала лежавшего на нескольких тюфяках из соломы молодого парня лет восемнадцати с жёлтым лицом, заострившимся носом и глубоко ввалившимися чёрными глазами, горевшими лихорадочным блеском. Он был очень худ, усы и борода закрывали ему рот и подбородок, и вообще он походил на покойника, если бы не глаза: они были полны боли и надежды. В ногах у него сидела невысокая девушка, которую я принял сначала за мальчика.

Надя бросилась к нему, стала гладить его руки, скрещённые на груди.

— Лёша, Лёша, ну что же ты, милый? — говорила она сквозь слёзы. — Вот увидишь, мы вытащим тебя отсюда. Тебе больно? — Она, чуть дотрагиваясь, провела по его мокрому от пота и жара лицу.

— Ничего, Надюша, ничего, — Лёша сделал попытку улыбнуться. — Всё будет хорошо.

— Где болит, Лёша?

— Нигде. Я говорю — мне легче. Скоро будет совсем хорошо. — Он облизал потрескавшиеся от жара губы. — Тем-пе-ра-тура понизилась, — медленно и по слогам произнёс он.

Надя положила руку на лоб и ничего не сказала. По её лицу я понял, что температура не только не упала, но и поднялась ещё выше. Надя плакала, отвернувшись к стене, плакала беззвучно и всё гладила прозрачные, длинные пальцы Лёши.

Девушка, сидевшая в ногах у раненого, поднялась и протянула мне маленькую крепкую ладонь.

— Валя Шульженко.

— Нуры Караев, — ответил я.

Из дальнего угла пещеры, тоже огороженного одеялом, появился высокий красивый парень, с чёрными вразлёт бровями. Это был Коля Шевчук. После гибели Вити Мищенко он стал командовать остатками отряда.

Подойдя ко мне, Шевчук сказал:

— Ну, как твоя голова, Нуры?

— Ещё цела, как видишь, — пошутил я. На самом деле мне было не до шуток. Что-то творилось с моей головой, и иногда мне казалось, что в ней сидит какой-то зверь, и грызёт её изнутри, а иногда я просто ничего не видел. Но мог ли я, здоровый парень с боевым оружием жаловаться на какое-то ранение, если перед глазами у меня стоял горящий неистовый ненавистью взгляд парализованного Алёши. Поэтому я, собрав все силы, и на вопрос Шевчука ответил как можно более непринуждённо.

— Задание выполнить сможешь?

— Выполню любое задание.