– Что? Я не расслышала. Можешь повторить?
– Мама, я… беременна.
Вздох на том конце линии, через огромный океан, на другом конце планеты.
– Боже… Милая моя.
– Прости меня.
– За что? Доченька, за что ты извиняешься? Ведь это такая чудесная новость! Мне нужно срочно сообщить это папе…
– Постой! – от удивления она и не заметила, что едва не кричит. – Я же…
– Эмили, не переживай. Все хорошо, – мама успокаивала прямо как тогда, в детстве, когда выходило вопреки ожиданиям. – Ты мне только скажи, где ты сейчас живешь? Надеюсь, не в отеле?
– Нет…
– Хорошо-хорошо. Сняла квартиру?
– Нет – дом, – машинально ответила Эмили. Нить диалога ускользала от нее.
– До-ом? – протянула мама. – Так это же великолепно! – После небольшой паузы она продолжила: – Давай поступим следующим образом: я сейчас поговорю с папой, а потом перезвоню, и мы уже все вместе решим, когда нам лучше прилететь.
– Вам? Прилететь? Сюда?
– Ну конечно! Тебе сейчас летать нельзя, поэтому мы прилетим сами. – Это совершенно не так, подумала Эмили, но скоро поняла причины беспокойства мамы: та никогда не могла завести детей, потому любое действие, связанное с риском, исключалось.
Сказано-сделано. Спустя две недели после получения виз Эмили встречала изнуренных, заспанных, но счастливых увидеть дочь родителей в аэропорту Чикаго. Марка тогда не было в городе, поэтому она принимала их в одиночку. Она вкратце поведала о последних событиях в своей жизни, опустив эпизод, где присутствовал Влад и короткое возвращение в Россию, и наотрез отказалась произносить имя отца ребенка. Для нее это не играло значение. Ощущение обиды глубоко внутри – единственное напоминание. Когда рассказ дошел до предложения ее наставника, родители заметно напряглись, на что Эмили отреагировала молниеносно, сразу объяснив, что именно оно значило. Мама, дослушав до конца, задалась вопросом, насколько правильно жить в этом доме, а папа (на то он и отец) продолжал подозревать неладное, независимо от того, насколько Эмили доверяла этому человеку.
Их мнение (по большей части, мамы) изменилось, когда они лично встретились с Марком, прилетев в следующий раз. Конечно, они все уже были знакомы, но только как родители могли знать учителя их дочери. Марк общался с ними на равных, что положительно повлияло на взаимопонимание. Хотя папа полностью не оставил свои сомнения, мама же прониклась схожим с дочерью доверием. К тому же, Марк, как и обещал, очень редко появлялся в доме, но продолжал оказывать помощь даже на расстоянии, такую как получение Эмили Грин-карты, оплата счетов и прочее.
Эмили сама не заметила, как прилет родителей стал сродни празднику. Она ощущала их любовь, поддержку. А когда между ними возникало огромное расстояние, спасала видеосвязь: как минимум дважды в неделю Эмили созванивалась с мамой и общалась с ней часами. Она всерьез вслушивалась в мамины советы и папины наставления, хотя еще год назад считала, что способна всего достигнуть сама, без чьей-либо помощи.
И вот, уже с их внучкой, которой недавно исполнилось девять месяцев, она смотрела, как самолет исчезает в небе, и с нетерпением ждала, когда они встретятся вновь.
Эмили сидела в гостиной своего дома и мирно общалась с Джессикой – соседкой тридцати лет, но выглядящей моложе. Они познакомились вскоре после переезда Эмили. В тот день она была предоставлена сама себе и занималась тем, что осматривала новое жилье. На втором этаже располагались три спальни: одна – Марка, вторая досталась к Эмили, а третья являлась спальней Хлои, в которой по-прежнему хранилось много ее личных вещей. Ментор пообещал, что ближе к сроку переделает третью комнату под детскую, но Эмили, даже не будучи суеверной, вежливо настояла, чтобы именно ее спальня перешла под эту задумку, а сама она уже займет последнюю.
В отличие от двух других, комната Хлои содержала в себе индивидуальность хозяйки. Здесь сохранилась энергетика юной скрипачки: будто она утром, едва взошло солнце, убежала на занятия и вот-вот вернется. Марк признался, что ему с трудом удавалось не то что зайти, а повернуть ручку двери, потому бывает он там крайне редко, доверяя уборку горничной.
Эмили сразу поняла, что у них с Хлоей разные характеры: она бы в жизни не повесила на стены постеры (пусть и символизирующие любовь к струнной музыке). Само помещение выглядело достаточно милым: кровать нежно-голубого цвета, письменный стол с выдвижными ящиками в тот же тон, идентичный комод, книжные полки над ним и небольшой шкаф-купе в углу рядом с входом.
Постояв немного в проходе, точно спрашивая разрешения, девушка вошла и сразу ощутила приятную мягкость от хождения по большому белому пушистому ковру. Водя пальцем по корешкам книг, она представляла, как Хлоя – здоровая и жизнерадостная – ищет глазами историю, которую недавно начала читать, и, найдя ее, позволяет себе расслабиться, отправляясь в путешествие по внутреннему миру писателя.