Мелодия жизни

Быть матерью… это до сих пор не укладывалось в голове. Раньше, в, казалось бы, далекие времена, когда ничего, кроме виолончели не занимало голову, жизнь проходила намного проще. Выучила одно произведение? Заучи его до совершенства! Заучила до совершенства? Приступай к новому! Одна забота – не перетрудиться, чтобы не получить травму. А так – играй, играй и играй!

Музыка. Как же она скучала по ней! По прикосновениям к корпусу, струнам, смычку. По чувству вибраций только-только исходящих от инструмента, которые в ту же секунду разлетались по окрестностям в виде нот, преисполненных красотой.

А что теперь?

Вместо смычка, гуляющего по струнам, – частые ежедневное кормление, от которого болела грудь. Вместо нот – крики. Вместо виолончели – грязные пеленки.

Близился год, как Эмили в последний раз пыталась играть, но инструмент не покидал спальни: от одной только мысли о помещении виолончели в темный чулан сердце музыканта сжималось и болело. Так она и стояла в дальнем углу комнаты.

По крайней мере, она не одинока.

***

Джессика очень подробно растолковала все, что касалось коликов у новорожденных: возможные причины, какие действия нужно предпринимать. Дала еще несколько советов по поводу обращения с ребенком.

– Важно – найти общий язык.

С этим будут проблемы.

Эмили многозначительно промолчала.

– Звони мне, если что-то еще не помнишь, – сказала Джессика. – Если станет тяжко – тем более звони, не тяни. И не расстраивайся, если что-то не получается. Так ты навредишь не только себе, но и дочке. Поняла?

– Да…

– Я верю в тебя. – Подруга обняла ее, собираясь идти домой. – Помни: общий язык – это важно.

– Общий язык – это важно, – пролепетала Эмили.

Попрощавшись, Эмили закрыла дверь и осела на пол, наслаждаясь столь восхитительной тишиной. Полученная информация нуждалась в осмыслении, но это могло и подождать. Закрыв глаза, Эмили старалась избавиться от всех мыслей, от всех невзгод и просто побыть нигде и никогда.

Истошный плач, как удар по голове, вернул ее в настоящее.

***

Так продолжалось несколько дней.

Эмили старалась изо всех сил, прибегая к советам соседки. Порою, они помогали, но ненадолго. Что-то все равно стояло между ней и Оливией, как невидимая стена, не подпускающая одну к другой. Когда Эмили держала дочь, пытаясь напевать колыбельную, та крутилась и вертелась, будто само нахождение на руках было чем-то неправильным.

Эмили мало спала, мало ела. Собственные движения казались чужими, неестественными. Отдыхала она только тогда, когда на помощь приходила Джессика, при которой Оливия моментально менялась: становилась тихой, смеющейся малышкой.

Да ты издеваешься! Почему ты ластишься ко всем, кроме меня? Ведь это я – твоя мать!

Хоть подруга и пообещала помочь, Эмили сама ее не вызванивала, и та приходила, в основном, по собственной инициативе каждый день, после полудня.

Подруга, естественно, замечала состояние Эмили и всякий раз спрашивала, почему та не обращается к ней в минуты необходимости, но внятного ответа так и не получала. Когда она заикнулась, что, если ничего не изменится, нужно будет обратиться к специалисту, Эмили ответила категорично:

– Нет.

– Посмотри на себя! Ты же прямо на глазах затухаешь. Это опасно, дорогая. Я ведь хочу тебе помочь…

– Мне все равно! – резко ответила Эмили и скрылась в своей спальне, не выходя оттуда, пока Джессика не проведала ее перед уходом. Она лежала, подогнув под себя ноги, и, отвернувшись, смотрела в стену. Подруга присела на край кровати.

– Я не буду говорить, что знаю, каково тебе, – начала она. Затем осторожно спросила: – Ты, как и прежде, ничего к ней не чувствуешь, так?

Ответом стало молчание. Никто, кроме Джессики, не знал об этом. А притворяться уже не было сил.

Подруга протянула руку и дотронулась до плеча Эмили.

– Послушай, дорогая. Твое состояние заставляет меня нервничать. Я боюсь за тебя, – призналась она, – и боюсь за Оливию.

– Думаешь, я могу ей навредить? – сухо подала голос Эмили, не оборачиваясь.

– Надеюсь, что нет, но благодаря проклятым СМИ, люди чаще всего предполагают худшие варианты, – честно ответила Джессика. – Потому и прошу: если понимаешь, что не справляешься, – не мучай себя. Тебе помогут, если ты сама позволишь.

Вновь молчание.

– Ладно. – Джессика встала. – Мне пора. Уже поздно, муж вот-вот приедет, – пояснила она и повторила: – Если что – звони.

Эмили слушала, как звуки шагов становятся все тише и тише. Входная дверь мягко захлопнулась, и все пространство вокруг заполнилось тишиной. Веки сомкнулись против воли.

***

Радио-няня подала признаки жизни. Глаза Эмили вмиг распахнулись. Взгляд на часы дал понять, что прошло всего три часа, но сил они не прибавили. Вяло передвигая ногами, она прошла пару метров, отделяющих комнаты, и медленно подступила к детской кровати.

– Ну что? – спросила Эмили дочь, находясь на грани истерики. – Что тебе еще нужно? Почему ты не можешь просто тихо спать?

Она получила ответ, когда почуяла запах.