Мелодия

Но мистер Ал так и не появился, не взял бразды правления в свои руки. Никто не пел в тот вечер. Единственным развлечением был Седрик Бесфамильный, который выдавал свой репертуар песен Бузи, отвечал на аплодисменты, потом принес из-за кулис свой меньшего размера «кордеонет», чтобы сыграть несколько собственных композиций. Он не пел, но сопровождал музыку соответствующим выражением лица, давая мастер-класс восторга и воодушевления. К тому же стихи не сделали бы мелодии богаче. Мелодии уже и без того были пропущены через легкие аккордеона и имели такой разговорный характер, что не уступали любому голосу. Его инструмент напоминал пульсирующую, вдыхающую грудь, грудную клетку, творящую чудо на сцене. Кто бы мог подумать, что какая-то жалкая гармошка может стать источником волшебства? Производимому им эффекту способствовало и то, что его привлекательная внешность была экспрессивна, что он был молод и высок. Но даже если бы публика оставалась слепой к его физическим данным, никто из них не мог бы сказать, что вечер был погублен или что отсутствие маэстро всех разочаровало. Нет, они сказали бы, что присутствовали при рождении нашим городом еще одного, более молодого маэстро, которому могли отдать свою любовь. Никто не торопил с окончанием концерта – субботы созданы для исполнения на бис; никому не нужно тащиться на работу на следующий день – и Седрик, Седрик Миротворец, Седрик Волшебник – живота, головы и члена – отправился тем вечером домой в свою маленькую комнату, зная, что его талант признан.

9

Они сидели вместе в гостиной, в той, что под балконом. В последнее время сюда почти никто не заходил, хотя в дневное время из нее открывался наилучший и самый яркий вид с цокольного этажа, то есть открывался для тех, кто стоял. Кресла и диваны здесь были просиженными и такими низкими, что подоконники закрывали вид на набережную, галечный берег, море. Бузи приволок свой двойной табурет из репетиционной и поставил у них в ногах маленький столик с двумя зелеными бокалами Алисии и бутылкой «Булевара». Он, однако, принял меры, чтобы соседка не заняла места Алисии слева от него, а расположилась у его правого плеча. Она села по-мужски, расставив ноги – ее колени находились далеко друг от дружки. Бузи, наоборот, скрестил ноги и подался вперед, сжав руки коленями. Он подумал, очень кстати, что они разговаривают в полутьме. В том коротком коридоре света и времени, пока он впускал гостью через кухонную дверь, вел по дому до гостиной, он вспомнил, в каком разбитом состоянии пребывает. Он все еще был в дневной грязи, без туфель, расцарапанный, в синяках, замотанный бинтами, которые уже давно нужно было сменить или постирать.

Она сказала, что ее зовут Александра, хотя так ее называют только малознакомые и ее тетушки и дядюшки. Она же предпочитала, чтобы ее звали Лекскскс. Она сказала, что ей нравится, когда в ее имени присутствуют поцелуи[16]. Конечно, пояснила она, невозможно произнести такое окончание, «так что никто ничего не поймет». Но ей знание того, что в ее имени целых три поцелуя, доставляет удовольствие, объяснила она и заставила Бузи попытаться произнести Лекскскс со всеми звуками. Он сразу же признал ее правоту, ошеломленный пулеметной речью женщины. Она пришла так поздно, чтобы рассказать ему об этом? Произнося буквосочетание «кс», ты его не сможешь ни растянуть, ни укоротить, ни даже удвоить. Он не мог придумать ни одной ноты, которую он не мог бы при желании растянуть, хотя слова такие, которые нежелательно растягивать, существуют: например, любовь; смерть. Прежде, за почти пятьдесят лет создания песен, ему это не приходило в голову: музыка – это вода, слова – камень.

Лекскскс, конечно, сразу же обратила внимание на состояние, в котором пребывал ее сосед, но решила придержать это при себе. Она не попыталась привести Бузи в порядок прямо у кухонной двери или устроить суету вокруг него, как это сделала бы Терина, накладывая на него свои кусачие мази или обрезая разлохматившиеся бинты, а потом устраивая ему головомойку. Она видела, как он ковылял без обуви сегодня днем по набережной под неожиданно хлынувшим дождем, и вид у него был такой, словно он выходил из тяжелого запоя, шел оглушенный и измордованный то ли алкоголем, то ли наркотиками. Это точно не мог быть тот самый человек, которого она видела несколькими днями раньше – с медалями, в мешковатом костюме, но и с добавленной странностью царапин и бинтов на лице. «Этот старикан – мистер Ал, – сообщила ей одна из студенток, с которыми они жили в соседней вилле, когда она рассказала ей о той первой встрече с ним. – У него концерт в ратуше в субботу. Можешь постоять снаружи без билета, послушать». Но ей это имя ничего не говорило. Ее музыкальными предпочтениями были вокальный джаз и опера, лучше всего в исполнении див, а не какого-то шута с окровавленной физиономией.