– Датировка геологических пород определяет древность этих изображений примерно в две тысячи лет до нашей эры. Значит, культура создалась здесь раньше, чем в Греции, – говорил он бархатным голосом. – Легенды о древней северной культуре известны давно: сюда приходили скандинавы. Может быть, правильнее сказать: отсюда они вышли. У нас еще нет достаточных данных, чтобы утверждать, но есть основания предполагать… – он провел рукой по воздуху, – что Лапландия является столь же древним очагом культуры, как Малая Азия. – Толстый человек обеими руками поднял черные роговые очки, откинулся назад и положил на кафедру полные, в перемычках, руки. Серебрились волосы серебристым бобром. – Товарищи! – Он медленно обвел глазами скамьи. – Задача советской науки – найти и изучить эту древнюю культуру!
Брови его поднялись.
– Мы должны обследовать древние памятники, указать, чем была Лапландия, и найти пути новой социалистической культуры. – Брови опустились, ставя точку.
Люди на скамьях курили махорку и ждали дальнейшего. Председатель, завороженный плавностью речи, не спускал глаз с докладчика. Худой сероглазый парень в президиуме прицелился в докладчика блестящими глазами, ноздри его подпрыгивали. Он быстро глянул на меня, на минуту смягчилось лицо, и опять насторожился. Недоумевая, оценивал слышанное: взгляды докладчика были неожиданны и головокружительны.
Александр Семенович Барченко был опытен, умело вел аудиторию. Плыла волна слов, звучных, убедительных, не совсем понятных. Непонятность казалась понятной его убедительной ясностью и сердечной открытостью. Барченко, стоя на солидных ногах, опирался о кафедру. Солидностью веяло от пышных волос. Он немного покачивался от солидности. Председатель смотрел на него, не отводя глаз. А сероглазому парню докладчик не нравился. Барченко это заметил, понял, что надо переходить к конкретному.
– Облисполкому, я полагаю, надо взять в руки инициативу по изучению местного края. Важность этого я постарался выяснить в докладе. Ваше дело, товарищи, решить: сможете ли вы, в добром вашем желании я не сомневаюсь, найдете ли средства помочь советской науке? Затраты на экспедицию невелики, на предварительное обследование мне и моим двум помощникам, я полагаю, будет достаточно пятьдесят червонцев. Мы дойдем до Ловозера и, обследовав древние памятники, дадим общий очерк. – Барченко снял очки, скрестил их черные ножки и положил их на кафедру. Обвел взором комнату. На скамьях покашливали. Сероглазый, в президиуме, прицеливался. Председатель оглядел скамьи:
– Кто желает высказаться?
Сморкались и кашляли. Задумчиво глядели в окна: за окнами вода залива, лиловые горы, какие-то мачты.
– Н-да! – сказал кто-то, вздыхая. – Говори, Спиридонов, ты.
– Больше нет желающих? Начинай, Егор! – Председатель спустил сероглазого, точно лайку на лося.
Егор Спиридонов спросил:
– По каким данным рисовали вы картину древней культуры, уважаемый товарищ докладчик?
– На основании старинных скандинавских рукописей, – с любезной важностью отвечал Барченко, поднимая очки, как щит. – Потом – по опросам лопарей и моим предварительным исследованиям. Изучая биологию белки, я собирал и археологические материалы. Лопари в один голос говорят, что от Ловозера в океан идет древняя, когда-то мощеная, дорога. Они уверяют, что строили ее великаны. Изображения этих великанов в виде барельефов стоят над Ловозером. Это я и предлагаю проверить.
– Так! – сказал Егор. – А по-лопарски вы говорите?
– Мм, я понимаю их язык, – замялся немного Барченко.
– Так! – сказал Егор, постукивая пальцами по столу. – Наука – прекрасная вещь! – Егор сжал губы. – Она должна служить на пользу пролетариата. Научное освоение нашей страны – наше оружие; мы переделываем мир с помощью знания. Это так. Но мы еще бедны и не имеем права на роскошь. Здесь, в Мурманске, надо строить город и порт; переделывать – по существу, создавать заново – рыбные промыслы. Нужно геологическое изучение края, чтобы узнать его богатства. Археология – роскошь в наших условиях. Мы не можем отпускать деньги на роскошь, уж не говоря о том, что предложение товарища Барченко и его взгляды кажутся мне несолидными…
Барченко рванулся к кафедре, простирая руку, но спохватился и спокойно покачал головой, застывая в величии. Егор быстро глянул на меня и продолжал:
– Всякое исследование должно иметь конкретное, практическое значение. Зачем тратить средства на голословные предположения? Я – против! – Егор посмотрел на меня и повторил: – Да, я против! Если это действительно нужная вещь, пусть ее организует центр. Мы можем помогать экспедициям, направленным на то, что нам по плечу: изучение современных нужд, а не отвлеченных теорий. Они – вещь спорная.
– А, приехали, – обрадовалась я, увидев Физика. Мы ушли, не дожидаясь конца собрания.
Но вернемся в Гаврилово.
Егор Спиридонов шел по поселку, оглядываясь, будто искал кого-то. Заметив нас, махнул кепкой и повернул.
– Здравствуйте, товарищи лихие исследователи! – сказал он, пожимая руки. – Я как раз искал вас.
– А почему вы знали, что мы здесь?