Memories (СИ)

Но когда в самом начале лета Джон предложил ей сменить их квартиру, в которой уже больше месяца был масштабный ремонт, на летнюю дачу, Роза только и могла, что улыбаться, откидывать волосы с его лба легкой ладонью, и соглашаться с каждым словом. Мужчина аргументировал это тем, что «От стойкого запаха не выветривающейся краски я не могу работать», а Роза только сказала, что больше свежего воздуха им обоим пойдёт на пользу. И она действительно так считала.

Так она и оказалась в двадцати километрах от города. Здесь было абсолютно всё для того, чтобы хорошо зажить, и иногда Розе даже хотелось упросить Джона бросить их квартиру и остаться здесь насовсем. Она прекрасно понимала, что Джон согласится, если она попросит. Можно было и соврать, сказав, что здесь она была в полном одиночестве, но это точно была бы ложь, потому что Альбус трансгрессировал к ней каждый раз, как только у него появлялась свободная минутка. И когда Джона не было рядом, конечно же. Потому что Роза просто не смогла бы ему объяснить, почему её горячо любимый кузен вдруг появляется из воздуха, в странноватого вида мантии, и прячет палочку в карман. А Альбус объяснять и не взялся бы.

Она и сама прекрасно понимала, что не сможет долго обманывать Джона, и когда-нибудь, ей придётся во всем признаться. Потому что, так или иначе, скоро он начнёт задавать те вопросы, на которые она не сможет придумать ответа, и тогда правда сама по себе всплывёт наружу самым некрасивым из всех возможных образом.

Роза не удивилась, когда получила сову от Альбуса, потому что письма от него она получала достаточно часто. Скорее, она удивилась тому, что быстрым неровным почерком было написано в прикрепленной к совиной лапе записке: «В четыре часа в парке. Это важно. Альбус».

Парк, о котором он писал, находился совсем недалеко. При желании, на то, чтобы дойти до этого парка пешком уходило каких-то пятнадцать минут, не говоря уже о том, как мало времени займёт трансгрессия. Роза и Альбус часто встречались именно в этом парке, хотя могли бы просто сидеть на кухне и пить чай с пирогом. Но Альбус не любил ту кухню, потому что считал её слишком маленькой. Она действительно была намного меньше, чем та, которая находилась в квартире, но от этого была не менее уютной, и Розе очень нравилась.

Она посмотрела на часы и увидела, что маленькая стрелка только недавно остановилась на цифре три. Джон должен был появиться после шести, швабра исправно мыла пол, самостоятельно вальсируя по дому, словно под неслышимую мелодию, последняя тарелка только что выпрыгнула из раковины, чистая и сухая. Это означало, что у неё есть ещё немного свободного времени до встречи с Альбусом.

Но сам Поттер, появившийся прямо перед ней двадцать минут спустя, так не считал.

Он смотрел как-то потерянно, выглядел нервно, хотя, увидев Розу, улыбнулся от уха до уха, счастливый настолько, что, Розе кажется, она не видела его таким с самого детства. И пусть с их последней встречи прошла всего неделя, Уизли казалось, что в том месте, откуда сейчас появился Альбус, время текло иначе.

Когда Роза поставила перед ним чашку черного кофе, ещё какое-то время Альбус сидел задумчиво и неподвижно, словно собирался с мыслями и подбирал правильные слова. Девушка сидела напротив него и маленькими глотками хлебала остывший и, по мнению Альбуса, слишком сладкий чай, и улыбалась глазами, потому что счастье уже давно переполняло её через края, и когда-нибудь оно должно было выплеснуться наружу, забрызгав всех окружающих своими яркими пятнами.

Она его не торопила, не задавала вопросы, хотя прекрасно понимала, что он хочет о чём-то поговорить. Только сидела и терпеливо ждала.

— Она вернулась, — неожиданно выпаливает Альбус, и звук его голоса кажется громче выстрела, — она вернулась.

Розе даже не нужно переспрашивать, о ком именно идёт речь. Тогда всё это они пережили вместе, и теперь так же вместе, например, терпеть не могут Германию, ни единого упоминания о ней. Возможно, Альбусу и вовсе не стоило ничего говорить, потому что со временем Роза и сама бы всё поняла.

— Ал, ты же понимаешь, — она запинается не договорив. Голос её звучит тихо и мягко, а сама Уизли, не удержавшись, косится на газетный выпуск, облитый чаем, который всё ещё лежит у микроволновки, тихо переливаясь живыми картинками, — ты же знаешь, что этого произойти не могло.

Она стыдливо опускает глаза, потому что сама ненавидит себя за сказанные слова. Словно только что вынесла ему ужасный смертельный приговор, о котором догадывались все, но никто не мог позволить себе произнести это вслух. Альбус только по-доброму усмехается, словно она сейчас сказала какую-то несмешную шутку и её срочно нужно подбодрить, и берёт её ладонь в свою, качая головой.

— Нет, Роуз, она жива. И она пришла ко мне. Самая настоящая. Я видел её, говорил с ней.