Мемуары

Из Сен-Жермена вернулись магистраты от короны; они доставили бумаги для депутатов и ответ насчет продовольствования Парижа, который, по правде говоря, содержал сущий вздор; вместо того, чтобы освободить подъезды к городу, двор пообещал пропускать в Париж по сто мюидов 157зерна в день, да еще в первом пропуске, выписанном для этой цели, были опущены слова «в день», чтобы толковать разрешение смотря по обстоятельствам. Парламент, однако, принял этот вздор за чистую монету; никто уже не вспоминал о том, что говорилось и делалось минутой ранее; члены Парламента готовились на другой же день отправиться на совещание, которого местом Королева избрала Рюэль.

В тот же вечер мы — принц де Конти, господа де Бофор, д'Эльбёф, маршал де Ла Мот, де Бриссак, президент де Бельевр и я — сошлись у герцога Буйонского, чтобы решить, должно ли военачальникам [158]участвовать в депутации. Герцог д'Эльбёф, весьма желавший, чтобы поручение это возложили на него, добивался ответа положительного. Но он остался в одиночестве, ибо мы решили, что несравненно более разумно сохранить за собой полную свободу действий, в зависимости от того, как повернутся дела; к тому же было неблагородно да и неосмотрительно посылать депутатов на совещание в Рюэль, когда мы готовились заключить договор с Испанией и ежечасно твердили посланцу эрцгерцога, что согласились допустить совещание потому лишь, что совершенно уверены: мы в любую минуту можем прервать его руками народа. Герцог Буйонский, который вот уже два дня как начал выходить из дому и в этот день осмотрел местность, где имел намерение разбить военный лагерь, заговорил с нами об этом своем плане так, словно мысль о нем только нынче утром пришла ему в голову. Принцу де Конти недостало духу согласиться на предложение герцога Булонского, ибо он не успел вопросить своего оракула 158, но у него недостало духу и противиться герцогу в военных вопросах. Господа де Бофор, де Ла Мот, де Бриссак и де Бельевр, которых мы предупредили заранее и которые знали подоплеку дела, одобрили предложение герцога. Д'Эльбёф оспаривал его самыми нелепыми доводами. Я поддержал д'Эльбёфа, чтобы лучше скрыть нашу игру, и стал объяснять собравшимся, что Парламент, мол, будет роптать, если мы предпримем такого рода перемещение без его ведома. На это герцог Буйонский с гневом возразил мне, что вот уже три недели Парламент, напротив, ропщет на генералов и войска, которые не осмеливаются высунуть нос за городскую заставу; он не обращал внимания на их жалобы, покуда полагал, что войска за стенами города подвергаются опасности, но, обнаружив, скорее волею случая, нежели с намерением, позицию, где войска наши будут столь же безопасны, как в Париже, и откуда они смогут действовать даже с большей пользой, он решил, что разумно исполнить общее требование. Я, как вы догадываетесь, легко уступил его доводам, и герцог д'Эльбёф покинул наше собрание в полной уверенности, что в предложении герцога Буйонского нет тайного умысла. А достигнуть этого было не так-то просто, ибо люди, которые сами всегда действуют с тайным умыслом, неизменно подозревают его во всех других.

На другой день — это было 4 марта — депутаты отправились в Рюэль, а армия наша — в лагерь, разбитый между Марной и Сеной. Пехота расположилась в Вильжюифе и Бисетре, кавалерия — в Витри и Иври. Возле Порт-а-л-Англе на реке навели наплавной мост, защищенный артиллерийскими редутами. Трудно вообразить, как обрадовался Парламент при известии о том, что войско покинуло город: сторонники партии убеждены были, что теперь оно будет действовать более энергически, приверженцы двора воображали, что народ, не подстрекаемый солдатами, станет более покладистым и покорным. Даже Сен-Жермен 159попался на эту удочку; президент де Мем в особенности старался уверить двор, что это его речи в Парламенте принудили генералов вывести войска из города. Сеннетер, бесспорно самый умный человек в придворной партии, не преминул [159]вскоре рассеять заблуждение двора. Здравый смысл помог ему разгадать наши замыслы. Он объявил Первому президенту и президенту де Мему, что их одурачили, и они убедятся в этом в самом непродолжительном времени. Полагаю, что верность истине требует, чтобы я привел здесь слова, свидетельствующие о проницательности этого человека. Первый президент, человек, лишенный гибкости и не способный увидеть две стороны дела разом, узнав о лагере в Вильжюифе, воскликнул с ликованием: «Теперь у коадъютора станет меньше наемных глоток в зале Дворца Правосудия», а президент де Мем прибавил: «И меньше наемных головорезов». «Коадъютору, господа, — возразил им обоим Сеннетер, — надобно не убить вас, а прибрать к рукам. Ежели бы он стремился к первому, ему довольно было бы черни, для второго находка — военный лагерь. Если и впрямь чести у него не более, чем полагают здесь, гражданской войне у нас быть теперь долго».