И слезы покрывали ее лицо. Принцесса настаивала.
— Вы знаете, принцесса, что, когда я говорю о королеве, я делаюсь совершенно больна: я лишаюсь аппетита и сна; мне нельзя этого: человек, которому я вполне доверяю, запретил мне это -
Уступая настояниям принцессы, м-ль X... передала нам ужасные подробности о печальном положении, в котором она видела королеву в тюрьме, об ее неслыханных страданиях и еще более удивительном терпении. Королева была лишена всякой помощи, и ее положение требовало больших забот. Ее одежда была из грубого холста; у нее не хватало белья, и чулки были совершенно в дырах. Вместо постели у нее был настоящий одр, и пища была так груба и дурна, что воткнутая вилка оставалась стоять.
В тюрьме было сыро. Два человека из стражи, запертые день и ночь с ней, были отделены только рваными ширмами. Некоторые из стражи, менее жестокие, чем другие, выказывали ей участие и, казалось, сожалели, что принуждены стеснять ее, и тем еще больше увеличивали её муки. М-ль X... проникла в эту ужасную темницу. Королева долгое время отталкивала ее, не веря, что сострадание и жалость могут встретиться в этом ужасном месте, и принимая ее за одну из тех отвратительных женщин, которые дружатся с заключенными, чтобы предать их. М-льХ... не отступила перед этим; она продолжала свои посещения и наконец внушила доверие королеве и могла оказать ей помощь.
___________________________________
* Этот человек был священник, которому удалось избежать преследования. Он был на свободе в Париже во время террора. Он сам бы напутствовал королеву в Консьержери, если бы не лежал в это время при смерти. Но он сказал г-же де Тарант, что он оказал эту важную услугу принцессе Елизавете в те двадцать четыре часа, которые она провела в Консьержери. Он помог ей принести в жертву свою жизнь, посвященную на всем ее коротком протяжении любви к Богу, который и вознаградит ее в вечности. Этого священника звали г-ном Шарлем. Примеч. авт.
__________________________________
Она стала опорою той, кто, находясь на троне, сделал столько добра, отплаченного неблагодарностью. В течение многих недель королева была предметом ее забот. У м-ль X... не было недостатка в деньгах, они открыли перед нею дверь тюрьмы, и Бог вознаградит тех, кто имел счастье доставить ей их. Много раз м-ль X... удавалось провести к королеве священника, переодетого в костюм национальной гвардии, и она присутствовала при том, как королева со слезами исповедовалась в четырех шагах от нее. Удалось даже отслужить мессу в камере королевы, и ничто не помешало ее совершению.
М-ль X... сказала мне еще:
— Королева часто говорила мне про одну из своих дам, которую она особенно любила и судьба которой беспокоила ее. Она часто в разговоре упоминала эту даму, говоря, что она любила ее и была любима ею и что эта дама должна быть очень огорчена...
М-льХ... сначала не могла вспомнить имя, которое королева часто упоминала; она произносила Та... и потом останавливалась. Но я угадала. Я была в выс-дией степени взволнована; сердце говорило мне, что это воспоминание, сохраненное среди ужасных несчастий, было воспоминанием обо мне. Не раздумывая, я бросилась на шею м-льX... и смешала свои слезы с ее слезами.
Этот порыв выдал меня м-ль X..., и она сказала:
— Это вы, без сомнения, та дама, о которой говорила королева. Я вижу это по вашим чувствам. Это вы г-жа де Та....
Я сказала ей мое имя, и она тотчас же вспомнила его, сожалея, что раньше не исполнила желания г-жи де Монтагю повидаться со мною.
Г-жа де Тарант рассказала мне все это с горячностью, связанной у нее с воспоминанием о королеве, которую она нежно любила и к которой ее сердце сохранило такую верную привязанность. Потом она неоднократно виделась с м-ль X... Она удостоверилась при помощи некоторых преднамеренных вопросов в доверии, которым м-ль X... пользовалась у королевы, и в правдивости тех необычайных сношений, которые у нее были с королевой в тюрьме. М-ль X... рассказала ей обо всех придворных дамах, пользовавшихся особыми милостями королевы. Она знала, что в каждой из них были причиной этой любви обстоятельства, словом, все...
— Королева выразила желание в тюрьме раздать двадцать пять луидоров бедным, — сказала м-льХ... — Она не могла осуществить этого, и я — тоже. Бог предоставляет вам это утешение.
Герцогиня Ангулемская пожелала исполнить это обязательство через посредство г-жи де Тарант.
М-льХ... рассказывала также, что у королевы не было чашки, и она принесла ей чашку, которой Ее Величество пользовалась до последней минуты, и поручила м-льХ... передать эту чашку ее дочери, герцогине Ангу-лемской, если будет возможно. Г-жа де Тарант исполнила это поручение, проезжая через Митаву. Герцогиня удостоверила получение этой вещи запиской.
М-ль X... подарила г-же де Тарант картину, которую она заказала по просьбе королевы. Это были анютины глазки, в средине цветка находился череп. Четыре желтых лепестка изображали контурами профили короля, дофина, принцессы Елизаветы и королевы. Стебель выходил из сердца. Внизу была подпись: Цветок смерти (Мысль о смерти).