Мемуары

Чтобы придать законную внешность своим честолюбивым проектам, Бонапарт предложил Людовику XVIII отказаться от короны своих предков. Известен ответ короля Франции на это оскорбительное предложение. Бонапарт был взбешен и под угрозою смерти запретил распространение этого письма. Опасались тогда, чтобы народ не совершил бы какого-нибудь насильственного акта. Боялись даже за иностранцев. Я никогда не разделяла этого опасения и слышала от многих лиц из низшего класса, что они бросятся все к домам, занятым русскими, чтобы спасать их, что они считают себя слишком много обязанными русским, чтобы не предохранить их от всякой опасности. Англичане были подвергнуты строгому аресту и отведены в Верден.

Эти события случились весной (1803 года). А лето в этом году мы провели на даче в Пасси, в пятнадцати минутах езды от Парижа. Дача была прелестно расположена. Сад террасами спускался прямо к берегу Сены. От одной террасы к другой вели каменные лестницы с железными перилами, увитыми виноградом. Верхняя терраса, очень тенистая, служила нам гостиной. На других было много фруктовых деревьев. Мать занимала бельэтаж, мои комнаты были наверху. Из моих окон налево был виден как на ладони Париж, направо — долина Гренель. Дальше возвышались дворцы и дачи и между ними Медон, принадлежавший тетке Людовика XVI.

Мать часто оставалась за полночь на террасе, чтобы посмотреть фейерверки, пускаемые в разных местах: в Шантильи, в Енисейских Полях, вТиволи, уФра-скати. Мне было трудно уходить с террасы. Я оставалась одна по целым часам. Луна освещала красивый пейзаж, простиравшийся перед моими глазами; теплая, спокойная ночь заставляла меня ценить всю прелесть прекрасного климата. Париж, такой шумный даже вдали, давал резкий контраст с чистым-и-ясным небом. Противоречия наводят нас на невольные размышления; они проясняют наши чувства и вызывают удивление, а все, что трогает душу, возвышает ее.

Наш дом находился на Нижней улице, и дорога поднималась прямо к Булонскому лесу. Я часто ходила туда по воскресеньям с моими друзьями, семейством Караман. Мы там гуляли, ели мороженое на чистом воздухе, иногда заходили в павильон, чтобы посмотреть на бал. Там бывало много народа в красивых костюмах, с приятными манерами. Отсутствие церемонии и этикета придает более свободы удовольствию. Там не подчиняются никаким обязанностям; приходят и уходят когда вздумается, и никто не чувствует себя обязанным никому каким-нибудь особенным отношением.

Я совершила с г-жой де Тарант одну прогулку, доставившую мне слишком много удовольствия, чтобы я могла забыть ее. Мы возвращались из Парижа около одиннадцати часов вечера и пересекали Елисейские Поля. Направо я увидала освещенный сад, и г-жа де Тарант сказала мне, что здесь, в Шантильи, дается два раза в неделю бал с платой за вход по тридцати су. Она предложила мне пойти туда, и я охотно согласилась. Мы заплатили у входа, получили билеты и вошли в сад. Деревня Шантильи принадлежала раньше принцу де Конде. Я увидала прелестный сад, красиво освещенный фейерверк, а во дворце был очень оживленный бал.

В разных углах сада были устроены игры. За наши тридцать су нам дали еще по маленькому стаканчику мороженого. Мы не были разодеты, и на нас не обращали внимания; мы могли свободно наслаждаться забавным зрелищем и возвратились в Паеси в восхищении от полученного удовольствия.

У меня было в Пасси трое довольно замечательных соседей. Г-жа де Жанлис, которую я никогда не хотела ни видеть, ни встречать и предпочитала лучше читать ее произведения, чем слушать ее; аббат Же-рар, автор трех почтенных трудов: «Les lecons de 1'his-toire», «La Theorie du bonheur» и «Le Comte de Valmont»³⁾, и г-жа д'Арблей⁴⁾, урожденная мисс Верней, известная своими прелестными романами.

Бывают странные случаи, оставляющие нечто вроде воспоминания о лицах совершенно безразличных. Гуляя однажды вечером, я увидала красивую собаку, которая стала ласкаться ко мне и давала мне понять, что хочет войти в дом, мимо которого я шла. Я открыла ей дверь, и она бросилась туда. Спросив, кому принадлежит эта собака, я узнала, что хозяйкой ее была г-жа д'Арблей. Я никогда не думала, читая ее произведения, что когда-нибудь ее собака будет ласкаться ко мне и я впущу ее в дом.

Гуляя однажды поздно вечером с Генриеттой по Верхней улице, я увидела около двери одного дома добродушную старую поселянку в чепце, а рядом ее старика мужа в бумажном колпаке с кисточкой. Они были окружены молодыми девушками и парнями. Старуха что-то говорила, жестикулировала, а слушатели были поглощены рассказом. Я тоже остановилась, она заметила меня и сказала:

— Вы тоже хотите слушать, добрая госпожа?

— С удовольствием,— отвечала я.