Мемуары

Хотя мы недолго пробыли в столице, я успела узнать и увидеть многое. В этом году родился Великий Князь Александр. По этому случаю все вельможи давали праздники. Был бал у княгини Репниной, где устроили кадриль из сорока пар детей, приблизительно от одиннадцати до двенадцати лет. Одна из маленьких участвующих захворала за четыре дня, и княгиня Репнина⁶⁾ приехала с дочерьми умолять мою мать позволить мне заменить захворавшую барышню. Напрасно моя мать уверяла, что я плохо умею танцевать, что я никогда не бывала в обществе; они не переставали просить. Пришлось согласиться. Меня повезли на репетицию; мое маленькое самолюбие заставило меня быть очень внимательной; другие были уверены в своем исполнении или, по крайней мере, думали так, а потому и репетировали небрежно. Мне же нельзя было терять времени — оставалось всего только две репетиции; я постаралась запомнить, что мне нужно было делать, чтобы не осрамиться при моем первом дебюте в свете. Возвратясь домой, я мысленно нарисовала фигуру кадрили на паркете и проделала ее одна, напевая оставшийся в моей памяти мотив. Это мне великолепно удалось.

Когда наступил знаменитый день бала, я получила всеобщее одобрение. Императрица обошлась со мной очень ласково. Великая Княгиня полюбила меня, и эта любовь продолжалась шестнадцать лет; но так как на свете все меняется, то и она переменилась ко мне, но позднее я буду говорить об этом подробнее. Императрица приказала моему дяде привести меня на собрание «малого Эрмитажа»⁷⁾. Я отправилась туда с матерью и дядей. Общество, бывшее там, состояло из генерал-адъютантов, большею частью стариков, графини Брюс⁸⁾, придворной дамы и друга Императрицы, фрейлин и камер-юнкеров. Мы ужинали за механическим столом: тарелки спускались сверху, как только дергали за веревку, проходившую сквозь стол; под тарелками были аспидные пластинки и маленький карандаш; надо было написать, что хочешь получить, и дернуть за веревку, через несколько минут тарелка возвращалась с требуемым кушаньем. Мне очень понравилось это, и веревка была в постоянном движении.

Мы два раза совершали путешествие в Москву. И после того, как мою мать постигло несчастье — умер мой отец, — она решила поселиться в Петербурге, в доме моего дяди. Мне было тогда четырнадцать лет.

В это время я увидала и обратила внимание на графа Головина. Я встречала его в доме моей тетки, княгини Голицыной⁹⁾. Его репутация доброго сына, хорошего человека и благородство характера, проявляемое им, произвели на меня впечатление. Его красивое лицо, знатный род, к которому он принадлежал, и его состояние, все это делало его одной из лучших партий. День ото дня я встречала его все с меньшим равнодушием. Он выделял меня из всех барышень, бывавших в свете, и, хотя он не смел мне этого сказать, я поняла его и сначала открылась матери, сделавшей вид, что она не придает этому никакого серьезного значения. Она не хотела смущать мое первое чувство. Моя молодость и путешествие, которое он собирался совершить по Европе, дали ей возможность испытать нас,

,Во время его отсутствия его мать проявляла трогательную дружбу; его сестра Нелединская¹⁰⁾ и его тетка Голицына осыпали меня изъявлениями дружбы. Я была более чем тронута их чувствами, питавшими привязанность, которая начинала серьезно заполнять мое сердце. За меня не один раз сватались, но я отказывала всем, как только сообщала мне об этом моя мать; в моем воображении являлся мне тогда граф Головин. В то время молодежь была много строже; молодой человек с уважением относился к браку; внебрачных детей не усыновляли тогда. За все царствование Императрицы Екатерины был всего только один пример: Чесменский, сын графа Алексея Орлова. Император Павел злоупотребил своей властью в этом отношении и поощрял поступки, которые совсем разрушили идею и принцип священной связи.

Я продолжала бывать на собраниях «малого Эрмитажа». Туда приходил Великий Князь Александр; ему было тогда четыре года, а Великому Князю Константину — его брату — три года. Приводили двух скрипачей, и мы танцевали; я была любимой дамой Александра. Однажды, когда маленький бал был более оживлен, чем обыкновенно, и Великий Князь вел со мною .полонез, он сказал мне с самым серьезным видом, какой может быть у ребенка его лет, что он хочет показать мне ужасную вещь. Я была заинтересована и смущена. Когда мы пришли в последнюю комнату дворца, он провел меня в угол, где стояла статуя Аполлона, которой античный резец мог доставить удовольствие артисту, а также привести в смущение молодую девушку, к счастью, слишком неопытную, чтобы восхищаться совершенством искусства за счет стыдливости.