Мемуары

Самое удивительное, что двор повел себя описанным мной образом как раз тогда, когда партия принцев укрепилась, и укрепилась весьма заметно. Герцог Лотарингский, удалившись из пределов королевства, счел выполненным договор, заключенный им с г-ном де Тюренном в Вильнёв-Сен-Жорж, и, едва оказавшись в Вано-ле-Дам, что в Барруа ⁵⁵⁷, немедля произвел два пушечных залпа. Он возвратился в Шампань со всеми своими войсками, еще усиленными тремя тысячами немецких конников под командованием принца Ульриха Вюртембергского. Шевалье де Гиз состоял при нем помощником, а граф де Па, чье имя я однажды уже называл, привел к нему, помнится, своих кавалеристов. Герцог Лотарингский небольшими переходами двинулся к Парижу, продовольствуя свою армию грабежами; он стал лагерем под Вильнёв-Сен-Жорж, где к нему присоединились войска Месьё под командованием г-на де Бофора, войска принца де Конде, которыми, поскольку сам Принц захворал в Париже, командовали принц Тарентский и де Таванн, и испанские солдаты, которыми командовал Кленшан именем герцога Немурского. Решено было им всем вместе пойти на г-на де Тюренна, который, держа в своих руках Корбей, Мелён и все верховья реки, ни в чем не испытывал недостатка, тогда как союзники, принужденные добывать провиант в окрестностях Парижа, грабили деревни и тем содействовали росту цен в Париже. По этой причине, а также потому, что численностью они превосходили армию г-на де Тюренна, они искали случая с ним сразиться. Он избегал этого с мастерством, которое признает и почитает весь мир, и дело ограничивалось одними лишь стычками между разъездами да небольшими кавалерийскими боями, которые ничего не решали ⁵⁵⁸.

Неосмотрительность или, лучше сказать, невежество Кардинала и его подручных едва не сгубило их партию, ибо они совершили промах, который мог повредить им куда более, нежели даже возможное поражение г-на де Тюренна. Каноник собора Богоматери и советник Парламента Прево, безумный настолько, насколько может быть безумен человек, еще не посаженный под замок, вбил себе в голову созвать в Пале-Рояле ассамблею истинных слуг Короля — такое он ей дал название. Ее составили четыре или пять сотен горожан, из которых едва ли шестьдесят носили черные мантии ⁵⁵⁹. Прево объявил, что получил именной указ Короля истреблять всех тех, кто прикалывает к своей шляпе соломенную, а не бумажную кокарду ⁵⁶⁰. Он и в самом деле получил такой указ. Вот как началась эта буря в стакане воды, самая вздорная из всех, что случались со времен процессии лигистов. Только теперь дело кончилось тем, что по выходе из Пале-Рояля 24 сентября вся эта компания освистана была словно толпа ряженых, а 26 сентября посланный Месьё маршал д'Этамп разогнал ее двумя-тремя словами. Более они не собирались из страха быть вздернутыми на виселицу, которой им в тот же день пригрозил Парламент, под страхом смерти запретивший какие-либо сборища и ношение кокард. Если бы Месьё и принц де Конде воспользовались представившимся благоприятным случаем, партия Короля в этот день надолго была бы изгнана из Парижа. Парфюмер Ле Мэр, бывший одним из заговорщиков, прибежал ко мне бледный как смерть, дрожа как лист; помнится, я не мог его успокоить — он хотел во что бы то ни стало спрятаться в подвале. Меж тем мне следовало опасаться за себя самого: поскольку известно было, что я не принадлежу к сторонникам принца де Конде, на меня легко могло пасть подозрение. Месьё, как вы уже видели, не желал извлечь выгоду из обстоятельств, а Принцу так опостылело все, называвшееся народом, что ему это даже не пришло в голову. Круасси говорил мне позднее, что всеми силами старался заставить Принца встряхнуться и понять, что нельзя упускать эту минуту. Но я все как-то забывал расспросить об этом самого Принца.

А вот еще одна оплошность, на мой взгляд, не уступающая в значении первой. Герцог Лотарингский, большой любитель вести переговоры, завел их сразу по прибытии, а мне объявил в присутствии Мадам, что ему нигде не дают покоя: он-де покинул Фландрию, потому что ему надоело торговаться с графом де Фуэнсальданья, но, к досаде своей, вовлекся в Париже в тот же торг. «Впрочем, что еще остается здесь делать, — заметил он, — если даже барон Дю Жур ⁵⁶¹ притязает выговорить себе свои особенные условия?» Этот барон Дю Жур являл собой при дворе Месьё особу довольно странную, и герцог Лотарингский не мог бы лучше изъяснить, сколь обилен был поток переговоров, если он низвергся даже до барона Дю Жура, а в том, что он взметнулся до самого Месьё, герцог Лотарингский был уверен потому, что заметил: Месьё с некоторых пор перестал призывать его поскорее явиться в Париж, как призывал прежде. Наблюдение герцога было справедливо, ибо Месьё, непритворно желавший заключения мира, опасался, и по справедливости, что принц де Конде, получив столь значительное подкрепление, воздвигнет на пути к соглашению неодолимые преграды.