Читаем Мемуары полностью

Двадцать второго числа в Лувре открылось заседание Парламента в присутствии Короля. На нем по приказанию Его Величества оглашены были четыре декларации. Первая объявляла амнистию, вторая возвращала Парламент в Париж, третьей велено было господам де Бофору, де Рогану, Виолю, Ту, Брусселю, Портаю, Бито, Круасси, Машо-Флёри, Мартино и Перро покинуть Париж 575; той же декларацией Парламенту отныне возбранялось вмешиваться в какие бы то ни было государственные дела 576; четвертая назначала вакационную палату. Еще утром до появления Короля Парламент постановил хлопотать перед Его Величеством о прощении изгнанников. Однако всем им пришлось в тот же день покинуть Париж.

После обеда я отправился к Королеве, которая, пробыв некоторое время в кругу тех, кто был к ней приглашен, приказала мне уединиться с ней в ее малом кабинете. Она выказала мне совершенное благоволение; она объявила мне, что ей известно, как я старался, по мере своих сил, утишить раздоры и успокоить умы; она уверена, что я действовал бы еще более решительно и открыто, если бы не мои друзья, которых я должен принимать в расчет и которые не все со мной согласны; она, мол, мне сочувствует и желает мне помочь разрешить затруднение. Как видите, по наружности — всевозможные любезности и даже доброта. А вот что под ними крылось.

Она была раздражена против меня более обыкновенного потому, что Белуа, который состоял на службе у Месьё, но втайне всегда служил кому-нибудь другому и с тех пор, как дела принца де Конде стали ухудшаться, возобновил сношения с двором, утром, едва Королева проснулась, уведомил ее, что я предложил Месьё исполнить любое его приказание. Белуа не знал подробностей того, что произошло накануне между Месьё, герцогом де Бофором и мной, но едва мы с г-ном де Бофором покинули Месьё, он вошел в его комнаты вместе с Жуи, и Месьё в волнении и растерянности сказал им: «Захоти я только, испанка у меня поплясала бы!» — «Но, Ваше Королевское Высочество, — спросил Белуа то ли из любопытства, то ли из коварства, — вполне ли Вы уверены в кардинале де Реце?» — «Кардинал де Рец человек благородный, — ответил Месьё. — Он меня не предаст». Жуи, слышавший этот разговор, передал мне его утром от слова до слова, и я не сомневался, что Белуа донес о нем Королеве, которая, однако, не могла при этом знать, что, предложив Месьё то, к чему меня обязывал долг чести, я в то же время предпринял все, что позволяла честь, чтобы предотвратить государственный переворот. Услышав сообщение Жуи, я тотчас вспомнил о том, как накануне Монтрезор укорял меня за излишнюю щекотливость. Ее и в самом деле не жалуют при дворе, по крайней мере, не жалуют обыкновенно. Есть, однако, люди, которые успеху предпочитают чувство душевного удовлетворения.

Вас удивил бы мой ответ Королеве, если бы я не рассказал вам прежде эту маленькую подробность, которая и объясняет, какова была причина или, лучше сказать, какова была дополнительная причина, заставившая меня отвечать ей так, как я ответил, ибо вы уже видели прежде, что я почти всегда говорил с нею с равной искренностью. Итак, я сказал Королеве, что очень рад, что наконец настала минута, давно нетерпеливо мною призываемая, когда я смогу служить ей без всяких условий, ибо до тех пор, пока в событиях участвовал Месьё, я не мог поступать по своей воле, будучи связан с ним словом, и на этот счет, как ей известно, я никогда ее не обманывал; если бы я удостоился чести видеть ее с глазу на глаз накануне нынешней беседы, я держал бы себя как обычно, ибо не мог вести себя иначе, не погрешив против правил чести; но поскольку Месьё покинул Париж с намерением и в решимости никогда более не участвовать в делах общественных, он вернул мне мою свободу или, точнее сказать, вернул меня моему естеству, и я даже не в силах выразить Ее Величеству, как я этому рад. Королева отвечала мне самым любезным тоном, но я заметил, что она хочет выведать у меня планы Месьё. Я совершенно успокоил Ее Величество, уверив ее, и притом вполне искренне, что Месьё решительно желает оставаться в покое и в уединении. «Этого не следует допускать, — возразила она, — он может быть полезен Королю и государству. Вам надобно отправиться к нему и привезти его обратно».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес