Мемуары белого медведя

В тот же миг все пятеро набросились на меня, точно слово «Москва» было условным знаком, дающим сигнал к нападению. Я не хотела покалечить этих тонкокостных молодых людей с гладко выбритыми головами, но должна была защитить себя. Разведя передние лапы в стороны, я нанесла обидчикам несколько аккуратных ударов. Первый паренек упал на спину, не мог встать и пораженно таращился на меня снизу вверх. Второй отлетел в сторону, поднялся, стиснул зубы и попытался атаковать меня, но снова перышком отлетел прочь. Третий достал из кармана куртки ножик и двинулся на меня. Когда он подошел совсем близко, я шагнула в сторону, развернулась и наотмашь ударила его. Он с грохотом повалился на припаркованную машину, вскипел от злости и, закусив лопнувшую губу, кинулся ко мне. Я опять уклонилась и легонько толкнула его. Он рухнул наземь, опять подскочил, но на этот раз понесся прочь от меня. Его друзей давно уже не было видно. Гомо сапиенсы передвигаются так лениво, словно у них на теле много лишнего мяса. Они очень часто моргают, а это мешает в ответственные моменты, когда необходимо видеть все. Если ничего не происходит, они сами выдумывают какие-нибудь угрозы и лихорадочно спасаются от них, но, едва на горизонте замаячит настоящая опасность, они действуют крайне медлительно. Гомо сапиенсы не созданы для борьбы, так что им следовало бы брать пример с зайцев и косуль и учиться у них мудрости и искусству бегства. Но они любят борьбу и войну. Кто сотворил эти глупые создания? Некоторые люди утверждают, будто созданы по образу и подобию Бога. Это было бы оскорблением для Бога. На севере нашей Земли обитают маленькие народы, которые еще помнят, что Бог имел облик медведя.

На земле осталась валяться черная кожаная куртка неплохого качества. Я прихватила ее в подарок для Вольфганга.

Как по заказу, Вольфганг явился ко мне на следующий день.

— Я нашла на улице кожаную куртку, но она мне мала. Примеришь?

Сперва Вольфганг бросил на куртку безразличный взгляд, затем изменился в лице.

— Откуда у тебя эта куртка? — ужаснулся он. — Ты что, не видишь свастику?

На куртке и впрямь были изображены скрещенные линии. Я испугалась, что ранила людей из Красного Креста, но, приглядевшись, заметила, что на куртке нарисован другой крест.

— Эти типы первыми на меня напали, — стала оправдываться я. — Я всего лишь оборонялась.

Вольфганг почему-то разозлился сверх всякой меры. Кажется, он меня недопонял.

— Ну, честно говоря, они получили легкие ранения. Если нужно, я схожу к ним и извинюсь. Возникло недоразумение. Я сказала: «Москва», и эти молодчики бросились на меня, будто по команде. Разве «Москва» — какое-то кодовое слово?

Вольфганг со стоном плюхнулся на стул и объяснил, что, по статистике, неонацисты чаще всего нападают на немцев советского происхождения, таких же светлых, как я, а не на темнокожих и черноволосых. Люди, придерживающиеся радикально правых взглядов, боятся людей, которые похожи на них и в то же время являются другими.

— Я на них ни капли не похожа, — возразила я.

— Вероятно, ты права. Но географическое название «Москва» будит много разных чувств. В ком-то оно может разжигать ярость.

Вольфганг созвонился с руководителем инициативы «ХАОС», затем уведомил полицию. Позже мне показали газетную статью «Автора в изгнании атаковали правые экстремисты». Поскольку я не получила телесных повреждений, в статье не написали, что тяжелораненая жертва лежит в больнице (это звучало бы убедительнее). Из стычки в переулке я вышла целой и невредимой, тем не менее факты были таковы, что на меня, существо женского пола, напали пятеро мужчин. Это послужило достаточным основанием для того, чтобы Вольфганг и его друзья обратились в канадское посольство с вопросом, готова ли Канада принять меня как политическую беженку, ибо оставаться дальше в ФРГ мне было небезопасно. Полагаю, «ХАОС» хотел избавиться от меня, потому что я ела слишком много лосося и слишком мало писала.

— Осталось дождаться ответа от канадского посольства, — повторял Вольфганг голосом шипастой розы.

Желание перебраться в ледяные края не ослабевало, но теперь меня беспокоило еще кое-что.

Сперва эта тревога казалась незначительной и заключалась лишь в вопросе, придется ли мне учить английский язык. Неужели усилия, которые я приложила, изучая немецкий, пропадут впустую? Надеюсь, я не запутаюсь, когда начну описывать свою жизнь сразу на нескольких языках! Еще больше меня смущал такой момент: то, что я уже изложила на бумаге, теперь точно не пропадет, ну а как насчет событий, которые ждут меня в новом мире? Я не могу учить новые языки с той же скоростью, с которой меняется моя жизнь. Кое-что, а именно «я» оказалось под угрозой исчезновения. Смерть означает, что живого существа больше нет. Прежде я не боялась смерти, но с тех пор, как начала автобиографию, у меня появился страх, что я умру раньше, чем опишу свою жизнь до конца.