Мемуары белого медведя

Я пришла в смятение. Скольких усилий и страданий стоило мне оставить родину! Что со мной будет, если там меня заклеймят как предательницу? Узнав о моих тревогах, муж не стал больше уговаривать меня эмигрировать в СССР. Вздохнув с облегчением, я понадеялась, что тема переезда осталась в прошлом. Я очень любила Канаду, но не хотела бы преувеличивать эту любовь, ведь я любила и Соединенные Штаты или, по меньшей мере, блинчики, которые они там пекли. Через неделю выяснилось, что муж со своей навязчивой идеей не расстался. Он огорошил меня новым предложением:

— Давай сбежим в Восточную Германию! Там ничего не знают о твоем прошлом. Мы подадим заявку как канадцы и скажем, что хотим помогать в строительстве идеального государства. Я люблю Канаду не меньше, чем ты, но не вижу тут для нас никакой перспективы. Вспомни, как я рассказывал тебе, что моя мать потеряла работу в Дании, потому что участвовала в акции левых радикалов. Вместе со мной она переехала в Канаду, но вскоре невротичный любовник убил ее. Если мы останемся здесь, как бы мы ни вкалывали, зарабатывать будем столько же, сколько сейчас. Тоска не получит должного образования, а ведь она исключительно одарена. Зато на Востоке ее будут всему учить бесплатно, и, заметь, учить отлично. Она сможет стать фигуристкой или артисткой балета.

После этих доводов мужа я согласилась переехать в Восточную Германию.

Застонав от облегчения, я бросилась на кровать, опустила ухо на мягкую подушку. Лежа в позе полумесяца, я обнимала еще не родившуюся Тоску. Я пребывала в полусне, и она была частью моего видения. В одном я не сомневалась: настанет день, моя дочь выйдет на театральную сцену и исполнит главную роль в балете Чайковского «Озеро белых медведей». У нее родится сын, такой милый и сладкий, что каждому будет хотеться потискать его. Моего первого внука назовут Кнутом.

Я посмотрела на широкое поле без домов и деревьев, до самого горизонта покрытое льдом, встала и заметила, что пол состоит из льдин. Мои ноги пошли ко дну вместе с льдиной, на которую я ступила, и вот я уже стояла в ледяной воде по колени, вода поднималась выше, увлажняя мой живот и плечи. Плавать я не боялась, находиться в ледяной воде было приятно, тем не менее я не была рыбой и потому не могла оставаться в воде все время. Я увидела поверхность, похожую на сушу, но едва я дотронулась до нее, она отъехала в сторону и скрылась в море. Тогда я принялась искать большую глыбу льда. После нескольких неудачных попыток мне удалось найти массивную льдину, которая выдержала бы мой вес. Взобравшись на нее, я устремила взгляд вперед и почувствовала, что от тепла моих подошв льдина стремительно тает. Сейчас ледяной островок был величиной с мой письменный стол, но вскоре и он исчезнет. Сколько времени у меня в запасе?

Глава вторая Смертельный поцелуй

Мой позвоночник вытягивается, грудная клетка расширяется, подбородок слегка отодвигается назад. Я нахожусь перед живой ледяной стеной, но не испытываю страха. Это не борьба. Ледяная стена состоит из теплого белоснежного меха. Я смотрю на нее снизу вверх и вижу два черных глаза-жемчужины и влажный нос. Быстро кладу кусочек сахара себе на язык и вытягиваю его. Белая медведица медленно наклоняется ко мне. Сперва она сгибает колени, затем опускает голову, находит равновесие. Она пыхтит, до меня доносится аромат снега. Ее язык ловко слизывает сахар с моего. Соприкасаются ли при этом наши губы?

Публика задерживает дыхание, забывает хлопать и на мгновение застывает. Тысяча глаз со страхом глядит на белую медведицу Тоску, никто из зрителей не знает, что настоящую угрозу представляет не она. Разумеется, моя жизнь быстро закончится, если трехметровая Тоска нанесет мне своей сильной лапой хотя бы один удар. Но она не делает этого. Опасной ситуация может стать только в том случае, если нарушится гармония в ансамбле из девяти белых медведей, стоящих на заднем плане. Если кто-нибудь из них занервничает, огонек его нервозности разбудит тревогу в остальных медведях и в считаные секунды превратится в полыхающий костер, в котором сгорим мы все. Поэтому я держу под контролем каждого подопечного, в том числе тех, кто стоит за моей спиной. Все мое тело — одно сплошное щупальце. Каждая пора на моей коже — зоркий глаз. Каждый волос на моем затылке — антенна, которая следит за соотношением сил. Я сосредоточена все то время, что нахожусь на арене, за исключением единственной секунды, в течение которой мы с Тоской целуемся. В эту секунду мое внимание сфокусировано только на наших с ней языках. Моя левая рука, держащая хлыст, коротко вздрагивает при поцелуе.