Мемуары белого медведя

— А ты, оказывается, не так и плох! Я тебя недооценивала.

За то время, что мы не встречались, я вырос на целую голову.

— Ты сам придумываешь, как должна выглядеть твоя сцена. Ты не показываешь ничего необычного, а пытаешься продемонстрировать, насколько увлекательна простая детская игра. Возможно, это новое искусство, о котором я не подозревала.

— Кто ты? Ты моя бабушка?

— Я не только твоя бабушка, но и прабабушка, и прапрабабушка. Я — единый образ твоих многочисленных предков. Спереди видна только одна фигура, но позади меня стоит нескончаемая линия твоих прародителей. Я не одна, я — множество.

— Так ты и моя мать?

— Нет, я воплощаю лишь мертвых. Твоя мать жива. Почему бы тебе не навестить ее?

Конец шоу всегда означал для Матиаса начало разрядки, теперь он мог наконец расслабиться. Возвращаясь в комнату, он заваривал себе кофе и листал бесплатную газету. Я долгое время считал, что газеты надо мять, комкать и рвать, ведь это просто игрушки. Но по мере того как Матиас каждое утро зачитывал мне из нее какую-нибудь статью, у меня складывалось впечатление, что газета хочет быть прочитанной.

На страницах газет рассказывались странные истории, например о том, что зоопарк якобы поставляет в рестораны высокой кухни мясо кенгуру и крокодилов, чтобы преодолеть финансовый кризис. Мясо предлагалось в меню как деликатес, его заказывали посетители, которым хотелось отведать чего-нибудь эдакого. Холодная дрожь пробежала по моей спине, когда я вспомнил слова гималайской медведицы: зверь может выглядеть «таким сладким, что его хочется взять в лапы и съесть».

— Ох, бедняги, как мне их жаль, — горько вздохнул Матиас.

Я подумал было, что он сочувствует кенгуру, которых пускают на антрекоты, но тут Матиас добавил:

— Другим зоопаркам тоже не хватает денег.

Пока он читал мне статьи, я всматривался в напечатанные буквы. Первой я запомнил «о», которая дважды встречалась в слове «зоопарк». В один прекрасный день я перестал быть неграмотным.

Каждый день нам приходили письма и бандероли. Матиас лихорадочно разрывал конверты, читал письма поклонников и скармливал их большой новой корзине для бумаг. Кроме того, мы получали посылки всевозможных форм и размеров.

— Кнут, тут тебе прислали шоколад. Но он тебе вреден. Я передам его благотворительной организации. Договорились?

Матиас никогда не угощал меня шоколадом.

Однажды мой кормилец вошел в комнату с большой коричневой коробкой.

— Кнут, угадай, что это такое?

Предмет напоминал огромный шоколадный куб, однако из него Матиас вытащил нечто, больше похожее на наш телевизор.

— Вводишь свое имя и щелкаешь вот здесь. Ты только посмотри! Это твои фотографии. Ты можешь смотреть на самого себя в интернете.

Матиас нажал еще на несколько клавиш, и я увидел что-то белое, лежащее на каменной плите.

— Узнаешь? Это ты! Как мило!

Матиас влюбленно уставился на экранного Кнута, будто забыв, что настоящий Кнут сидит рядом с ним. Если картинка — это Кнут, выходит, я больше не Кнут?..

В комнату вошел Кристиан. Выглядел он неважно.

— Ну ты даешь! Принес в медвежье царство компьютер?

Матиас поморщился.

— Пресс-служба попросила меня отвечать на как можно большее число фанатских писем. Фанаты теперь не те, что прежде. Им мало бредить Кнутом, им подавай, чтобы Кнут тоже уделял им внимание. Ты ведь знаешь, некоторые чуть ли не готовы убить своего кумира, если он не удостоит их ответом. Мы получаем больше сотни писем в день. Ответить на все невозможно, но я должен стараться. Вот послушай. — Матиас взял несколько писем из стопки, лежащей перед ним. — «Милый медвежонок, меня зовут Мелисса, мне три года. Я всегда думаю о тебе, особенно когда ложусь спать». «Глубокоуважаемый господин Кнут, я твердо решил приобрести электромобиль. Для меня важно сделать что-нибудь, чтобы лед на Северном полюсе перестал таять. С уважением, Франк». «Дорогой Кнут, на этой неделе мне исполнилось семьдесят, однако я до сих пор обожаю ходить по снегу. Твое фото я ношу с собой как талисман. С приветом, Гюнтер». «Милый Кнут, я увлекаюсь вязанием. Хочу связать свитер и подарить его тебе. Какой у тебя рост? Какой твой любимый цвет? Всего хорошего, Мария».

Письма, составленные на английском языке, Матиас на ходу переводил на немецкий.

— «Прости, что пишу по-английски. А может, ты знаешь английский язык? Интересно, на каком языке жители Северного полюса говорят дома. На английском или нет? С любовью, Джон».

Матиас хихикал, а я не мог понять, что смешного он находит в письмах поклонников.

Многие обитатели зоопарка игнорировали мой интерес к ним. Например, африканские птицы не видели во мне ничего примечательного, тогда как я мог разглядывать их сколько угодно, пока Матиас не терял терпение. Медлительные шаги грязных ног бегемотов и носорогов тоже приковывали мое внимание, но эти звери даже не поворачивали головы в мою сторону. А вот гималайская и бурая медведицы меня не привлекали, хотя специально прихорашивались, зная, что я скоро пройду мимо, и строили мне глазки. Благодаря Кристиану я еще в ранней юности узнал, что женский пол может быть опасен.