Мемуары белого медведя

— В научной литературе описан случай, когда медвежонка вскормили из бутылочки и он так и не научился общению с сородичами. Подростком он попытался признаться в любви одной медведице, но та влепила ему затрещину и ранила его. Не боитесь ли вы, что с Кнутом произойдет подобное? — осведомился журналист на очередной пресс-конференции.

Кристиан уверенно отвечал:

— Не беспокойтесь! Мы сведем Кнута с самкой, когда он будет достаточно силен, чтобы защититься от женских капризов.

Выходит, бутылка с молоком, которая вскормила меня, окажется виновна в том, что женщины будут неправильно меня понимать. Более того, это может даже привести к телесным повреждениям.

На следующее утро во время прогулки ко мне снова пристала бурая медведица.

— Погоди минутку. Почему ты избегаешь меня?

Я решил не обращать на нее внимания и пойти дальше, но Матиас остановил меня.

— Вы, белые медведи, вымрете, если продолжите инцест, — заявила медведица.

Насколько хорошо Матиас понимает язык медведей, я не знал, но не сомневался, что его мысли были на той же волне, что и медвежьи. Иначе он не сказал бы в ту же минуту, что у белых и бурых медведей появляется все больше детей-полукровок.

— Разумеется, в зоопарке мы такого не поощряем, но в природе это случается просто потому, что места для белых медведей остается все меньше. Вы вынуждены постепенно мигрировать на юг.

Я мысленно отметил, что ни в коем случае не хочу перебираться на юг. Бурая медведица не сдавалась, вытянула морду вперед и сказала:

— Межнациональных браков становится все больше. Чистые расы вымирают. Почему ты даже не хочешь попробовать, как это — заниматься сексом с бурой медведицей?

Взгляд Матиаса переходил с меня на нее.

— Кнут, ты чувствуешь, что вы с бурой медведицей родственники? Можешь жениться на ней, раз малайская медведица тебе не нравится.

Ни на ком из семейства малайских медведей жениться я не хотел, потому что их худые тела не радовали мой глаз. Я мечтал жениться на Матиасе, когда вырасту, и жить с ним, пока смерть не разлучит нас. Но он не рассказывал мне, насколько генетически близки между собой гомо сапиенс и белый медведь.

Перед вольером малайских медведей я сравнил себя, Матиаса и малайского медведя. Под каким углом ни взгляни, сходство между мной и Матиасом было куда заметнее, чем между мной и малайским медведем.

— Как поживает сегодня наш медвежонок, который говорит о себе в третьем лице? Или же теперь дело не в третьем лице, а в любви на троих?

Малайский медведь знал, что я тайком наблюдаю за ним, даже если я притворялся спешащим. Его высказывание взбудоражило меня.

— На кого это ты намекаешь?

Вокруг носа малайского медведя образовались насмешливые складки.

— На тебя, Матиаса и Кристиана.

— У нас не любовь втроем, а гармоничное сотрудничество.

— Но ведь ты понятия не имеешь, с кем у Матиаса или Кристиана есть отношения за пределами зоопарка.

Его слова поразили меня, но он не обратил внимания на мою реакцию и произнес с остекленевшими глазами:

— В будущем месяце я женюсь.

— Она из Малайзии?

— Нет. С чего ты взял? Из Мюнхена.

Оставшись один, я погрузился в размышления. Чем, собственно, занимается Матиас, когда не работает в зоопарке? Я чувствовал себя абсолютно свободным, когда мне впервые разрешили покинуть свои четыре стены и прогуляться по зоопарку, но вскоре выяснил, что у каждого внешнего мира имелся свой внешний мир, и сегодня мысли об этом лишили меня покоя. Что там, за оградой зоопарка? Когда я попаду в самый наружный внешний мир?

Ночью дождь промыл воздух дочиста. Я глубоко вдохнул его, и, словно в ответ на мой вдох, из кустов выскочила ящерка. Она замерла, немного проползла вперед, косо ставя лапки, и снова замерла. Начертила полукруг и шмыгнула обратно в кусты.

— Ты видел потомка динозавров, — объяснил Матиас. — Его предки были огромными, крупнее современных слонов. Мы, млекопитающие, так боялись их, что даже не осмеливались выходить из пещер при дневном свете.

К моему удивлению, мне тотчас удалось представить себе динозавра, хотя я никогда не видел его. Мало того, несколькими днями позже, когда на прогулке мне дорогу перебежала другая ящерица, на моей сетчатке она вдруг отразилась огромной, ростом со слона. Матиас не засмеялся, а спросил, не боюсь ли я.

— Страх есть доказательство силы воображения. Заржавелая голова не знает страха.

Я так и не понял, чью голову он назвал заржавелой.

Мы неотрывно наблюдали за ящеркой, пока кончик ее хвоста не скрылся в кустах. Я почувствовал облегчение.

— У нас, млекопитающих, всегда куча забот, — вздохнул Матиас.

Однажды Кристиан поинтересовался у Матиаса, как поживает его семья.

— У них все прекрасно, но иногда мне не понять, что на уме у моих собственных детей. Вероятно, все дело в том, что я очень устаю.

— Зато ты отлично понимаешь, что думают медведи. Или я не прав?

— Медведи — одно, свои дети — другое. Сравнивать нельзя.

— Допустим. Но вот с Кнутом ты обсуждаешь все на свете. С женой ты тоже так откровенно разговариваешь или что-нибудь от нее утаиваешь?

— Нет.

— Ты счастлив со своей чудесной супругой и вашими детьми?

— Ты тоже.