Мемуары белого медведя

— Спиртное тут не поможет. Если будете пить, кончите как бедолага-чиновник, который жил над вами.

Что-то тяжелое грохнулось на камни мостовой перед домом. Судя по звуку, упало нечто гораздо более крупное, чем тело взрослого мужчины. Звук повторился, и я вся покрылась гусиной кожей.

— Попробуйте вести дневник. Это поможет вам освободить душу от переживаний и в то же время сохранить их.

Предложение управдома поразило меня, из ее уст оно прозвучало слишком интеллектуально. Задав наводящие вопросы, я выяснила, что неделей раньше она прочла «Сарасина Никки», шедевр японской средневековой литературы в жанре дневника, переведенный на русский. Нужные связи помогли моей собеседнице раздобыть экземпляр книги, хотя ее скромный тираж в пятьдесят тысяч экземпляров был распродан уже по предварительным заказам. Полагаю, наша управдом прочла «Сарасина Никки» исключительно потому, что гордилась своими полезными связями.

— Найдите в себе смелость писать, как автор этого дневника!

— Мне казалось, в дневнике описывают текущие события. Меня интересует другое, я хочу через письмо воскресить в памяти отрезок жизни, который никак не могу вспомнить.

Домоуправша выслушала меня и предложила:

— Тогда напишите автобиографию!

Я завершила сценическую карьеру и начала проводить свое бесценное время на смертельно скучных конференциях не по собственной воле. Однажды, когда я была звездой нашего цирка, нам довелось выступать в одной программе с кубинским танцевальным коллективом. Изначально мы должны были исполнять свои номера отдельно друг от друга, но наше сотрудничество переросло в нечто большее. Я влюбилась в южноамериканское искусство танца, захотела овладеть им и включить в свой репертуар. Мне организовали ускоренный курс обучения латиноамериканским танцам, и я принялась усердно тренироваться, но перестаралась. Раскачивание бедрами при исполнении танцевальных шагов травмировало мои колени, да так сильно, что мне было не выполнить больше ни один акробатический номер. Я стала бесполезной для цирка. Другого медведя на моем месте пристрелили бы, но, к счастью, меня перевели в управление на должность канцелярской служащей.

Никогда бы не подумала, что у меня такие способности к конторскому делу. Отдел кадров всегда умел применить таланты работников себе во благо, вот и в моем случае он не прогадал. По-моему, канцелярское мышление было свойственно мне от природы. Мой нос умел отличить важные счета от неважных. Мои внутренние часы тикали правильно, так что я везде и всегда появлялась вовремя. Что касается зарплатных смет, мне никогда не приходилось мучиться с числами, потому что я читала по лицам сотрудников, какое жалованье они должны получить. При желании я могла уговорить шефа на любой проект, каким бы утопичным он ни был. Мой рот владел искусством разжевывания жестких планов и скармливания их в удобоваримой форме.

Другими словами, я выполняла самые разные задания, касающиеся деятельности нашего цирка и балета: готовила заграничные турне, сотрудничала с прессой, искала новых сотрудников, занималась делопроизводством, а главное — участвовала в конференциях.

Такая жизнь устраивала меня, пока я не начала писать автобиографию. Желание посещать конференции отпало напрочь. Сидя у себя в комнате и полизывая кончик карандаша, я хотела и дальше полизывать этот карандаш, всю зиму никого не видеть и работать, работать над автобиографией. Письмо не отличалось от зимней спячки. В глазах посторонних я, вероятно, выглядела вечной соней, но на самом деле в медвежьей берлоге своего мозга я рожала собственное детство и взращивала его тайком от всех.

Как-то раз, когда я сидела за столом и мечтательно посасывала карандаш, мне принесли телеграмму, в которой говорилось, что на следующий день я участвую в заседании на тему «Условия труда деятелей искусства».