Мемуары Дьявола

– Вы, сударыня. – Граф закрыл на задвижку обе двери, ведущие в будуар.

– Вы же слышали наш разговор, сударь, и заметили мое беспокойство, – возмутилась госпожа де Серни.

– Достаточно того, что ответил господин де Луицци. Он знает, о чем я поведал вам в первую ночь нашего… вашего… словом, в первую брачную ночь. При большом желании о смысле моей тайны можно догадаться, но барон де Луицци упомянул обстоятельства, которые кто-то обязательно должен был ему доверить. Мы были одни, сударыня, и я из нашей беседы предмета для забавы и обсуждения не делал.

– Но, сударь, – возразила графиня, – то, как я задавала вопросы господину де Луицци, не могло не дать вам понять…

– Что вовсе не ему вы доверились? Не сомневаюсь. Но кому-то вы признались, это очевидно. Скажете мне – кому, а барон расскажет, от кого узнал он, возможно, тогда я пойму, по какой цепочке передавалась тайна.

– Никогда, сударь, уверяю вас! – Графиня была в отчаянии. – Ни одно мое слово не могло послужить поводом, чтобы кто-то догадался… клянусь вам.

– Не лгите вопреки очевидному, сударыня, – господин де Серни едва сдерживал ярость, – раз барон знает о том, что происходило только между вами и мной, значит, или вы, или я кому-то проговорились.

– В конце концов, – сказал Луицци, – к чему вы клоните? Чего вы хотите?

– До сих пор непонятно? – ухмыльнулся граф. – Вы сказали «не способен». Дать жизнь – не способен, а смерть – да.

– Убийство! – жутко закричала госпожа де Серни, поднимаясь с дивана.

– Нет, сударыня, – горько улыбнулся господин де Серни, – месть. Оправданная объективной причиной, она предусмотрена и одобрена законом: я застал у своей жены любовника, и я его убиваю.

– Сударь, – продолжала кричать графиня де Серни, – это уже два гнусных преступления: вы лишите жизни человека и обречете на бесчестье вашу жену… Лучше убейте и меня, иначе я тоже буду вам мстить.

– Убить обоих? – зловеще задумался граф. – Обоих…

– Нет, это невозможно! – Графиня была вне себя. Луицци, совершенно подавленный, молчал. – Невозможно! Услышат шум… сюда придут. Вы не сможете убить нас обоих сразу, так чтобы другой не успел позвать на помощь.

– Прежде чем прийти сюда, предвидя ваше сопротивление, я удалил всех. Ничто вас не спасет!

Граф отступил назад, загородив собой дверь, чтобы предотвратить любую попытку к бегству и обеспечить себе необходимое пространство для точного выстрела, потом взвел курки.

– Сударь, сударь! – воскликнула графиня. – Это страшное преступление! Преступление, которому нет ни оправдания, ни прощения.

– Только ваше предательство тому причиной.

– Предательство, сударь? Клянусь вам, я не виновна в предательстве! Я всегда с уважением относилась к вашему имени, которое сама ношу.

– Да, – усмехнулся граф, – во всем, что не имело для меня значения.

– Ах, – графиня посмотрела на мужа с отвращением, – не напоминайте мне о том, что вы посмели предложить мне. Ваше первое преступление заключается именно в том, что вы позволили себе говорить об этом с вашей женой, сударь. Я должна была еще тогда догадаться, что вы увенчаете свою низость убийством.

Граф пожал плечами и презрительно хмыкнул. В его голосе появился шутливый тон:

– Полно, сударыня, не разыгрывайте добродетель! Сейчас это неуместно. Да, я вам уже говорил и повторю перед бароном, потому что ему тоже стоит узнать, как я желал быть великодушным и не хотел приковывать ваше существование к трупу, что я стерпел бы многое и не мстил за то, что в свете считается оскорблением, а я называю утешением. Смирившись заранее со своей участью, я был готов позволить вам все, кроме скандала, которого никогда не допущу. Можно назвать это безумством любви, единственно дозволенным мне безумством, но не подлостью.

– Именно подлостью, сударь, – вскричала графиня в отчаянии, – ведь вы предвидели, что отсутствие у нас детей вызовет нездоровый интерес в свете, а моя измена в один прекрасный день приведет к появлению наследника, хотя и не имеющего вашей крови, но носящего ваше имя, и это стало бы лучшим опровержением всех домыслов.

– Вы правы, сударыня, – согласился граф. Решившись на преступление, он позволял себе откровенный цинизм.

Тут встал барон и холодно промолвил:

– Закончим, сударь. Мне казалось, вы потеряли рассудок, обезумели от ярости. Я полагал, что мысль об убийстве двух человек в последний момент вызовет у вас отвращение. Теперь я вынужден признать: тот, кто сделал подобное предложение жене, способен на любое гнусное и подлое злодеяние.

На резкое заявление барона граф ответил злорадным смехом, выдавшим его гнев. Он помолчал минуту, затем неожиданно произнес:

– Так вот, сударь, я сделал предложение, и я его повторяю.

– Что вы имеете в виду? – насторожилась графиня.