Тогда же, в 1789 году, никто и не подозревал, в какую полосу испытаний вступила Франция и что завертевшееся революционное колесо невозможно будет остановить. «Смеясь и танцуя, мы шли к пропасти. Серьезные люди довольствовались тем, что говорили об уничтожении всех злоупотреблений. Франция, говорили они, скоро возродится. Слово „Революция“ не произносилось. Тот, кто осмелился бы его произнести, был бы сочтен безумцем. В высшем обществе эта обманчивая безопасность обольщала мудрые умы, желавшие покончить со злоупотреблениями и казнокрадством. Этим объясняется то, что столько честных и чистых людей, и среди них сам король, первым разделявший их чаяния, надеялись в тот момент, что нам вот-вот предстоит вступить в золотой век», – писала маркиза. Так оно и было, а несчастный король Людовик XVI поначалу был полон самых благородных надежд и искренне желал искоренить изъяны.
«Ах! Легко теперь, спустя пятьдесят лет после этих событий, повидав уже последствия слабости двора, говорить, как надо было тогда действовать! Но в то время, когда никто даже не знал, что такое революция, занять какую-то определенную позицию казалось не таким простым делом. Тот, кто в июне 1789 года гордился, что думает, как добрый патриот, три месяца спустя ужаснулся этому».
К началу революции наша героиня была уже замужней дамой: весной 1787 г. она вышла замуж за графа Фредерика-Серафена де Гуверне (1759–1837), с которым пятьдесят лет будет неразлучна.
Революционные события разворачивались у нее на глазах: находясь за пределами Парижа, она узнала о взятии Бастилии 14 июля; о «ночи чудес» 4–5 августа, упразднившей феодальные повинности и изменившей положение ее семьи: «…мой свекор оказался разорен, и мы так никогда и не оправились от удара, который нанесло нашему состоянию это ночное заседание, подлинная оргия беззаконий». Она была в Версале в ночь с 5 на 6 октября во время знаменитого «похода женщин» на Версаль и насильственного возвращения королевской семьи в Париж. В 1791 г. ее муж был назначен послом в Гаагу. В декабре 1792 г. Люси вернулась во Францию, чтобы не лишиться имущества – эмигрантам грозила конфискация. А ведь многие очень легко покидали страну, наивно полагая, что это совсем ненадолго, не подозревая, в какую мясорубку окажется втянута Франция. «Во Франции все делается по моде; тогда началась мода на эмиграцию. Все начали собирать со своих земель деньги, чтобы увезти с собой крупную сумму. Многие, у кого были кредиторы, собирались таким способом от них ускользнуть. Самые молодые видели в этом готовый повод отправиться путешествовать или же повод присоединиться к своим друзьям и обществу. Никто еще не догадывался о тех последствиях, которые может иметь такое решение».
Между тем революционного Молоха было уже не остановить; революция требует жертв, и требует их непременно. 21 сентября 1792 г. Франция была объявлена республикой; 21 января 1793 г. король Людовик XVI был казнен, а спустя полгода на эшафот поднялась Мария-Антуанетта; в марте был арестован отец супруга Люси, занимавший в начале революции пост военного министра, но в этот раз его отпустили. Люси с мужем и маленьким сыном уезжают в фамильный замок Буй недалеко от Бордо, однако в августе на замок был наложен секвестр, и Люси с сыном была вынуждена поселиться у знакомых в Бордо, между тем как ее супруг скрывался у прежних слуг их семьи.
В сентябре 1793 г. Люси родила дочь Серафину. Положение в Бордо, где революционный трибунал каждый день выносил смертные приговоры и где она постоянно слышала ужасный стук падающего ножа гильотины, делалось все более опасным. Благодаря помощи Терезы де Фонтене, будущей супруги комиссара Конвента Жана-Ламбера Тальена, Люси удалось получить для себя, мужа и детей паспорт для выезда в Америку, и в марте 1794 г. они отплыли в Бостон на маленьком суденышке «Диана». Плавание продолжалось более полутора месяцев.
В Америке семья пробыла два года, с 1794 по 1796 г. Из Бостона, куда они прибыли, беглецы перебрались в Олбани. В Америке в это же время оказался и Ш.-М. Талейран, которому Дантон выправил паспорт, и тот буквально чудом успел уехать из Франции в Англию, а потом в Америку. Но если Талейран к жизни в Америке не привыкнет, хоть и попытается, как обычно, заработать деньги на финансовых спекуляциях, то Люси и ее муж, не меньшие аристократы, чем он, здесь, в молодом американском государстве, только что завоевавшем независимость, будут вести настоящую жизнь фермеров. Они купили небольшую ферму, у семьи было восемь коров, а Люси научилась делать превосходное масло: «Мое масло вошло в большую моду. Я его аккуратно формовала в небольшие брусочки, используя специальную форму с нашим шифром, и красиво укладывала в чистую корзинку на тонкую салфетку. Это все предназначалось покупателю… Сливки у меня были всегда свежие. Это мне приносило каждый день немало денег.» Вот вам и неприспособленные к жизни аристократы.