Мемуары. Переписка. Эссе

Это проявилось особенно наглядно, когда я написал о нем книгу. Он с большим интересом отнесся к моему замыслу. Помог мне, предоставив в мое распоряжение неопубликованные стихи и прозу, отрывки из дневников и другие материалы. Можно считать, что я готовился к этой работе четверть века, если вести начало от середины 50-х годов, когда я узнал, полюбил и стал собирать стихи С. А написал я книгу — в ней оказалось 254 страницы — на одном дыхании, за три месяца, притом что в это время нес большую академическую нагрузку в институте.

Удивительно точно повторилась история со статьей для «Вопросов литературы». Сначала С. написал: «С большим интересом жду Вашей книги обо мне. Как я понимаю, больше половины уже написано. Но никак не тороплю Вас. Просто, может быть, при встрече расскажете мне о том, что уже написано» (29.09.82). Я горел моей новой книгой и, окончив, отправил ее в Пярну. Мне было необходимо получить согласие на публикацию фрагментов из дневников и нашей переписки, проверить фактическую основу. И необыкновенно ценным было общее мнение портретируемого о его портрете, выполненном мною.

Три месяца я писал, и потом в течение трех месяцев я не получил от С. сколько-нибудь развернутого отзыва о своей работе (обычная наша переписка шла своим чередом). В первом отклике значилось: «Книга хорошо и верно построена. Главная ее нота — любовь к ее персонажу. В этом и достоинство, и недостаток. <…> Вообще же читал книгу с растроганностью и благодарностью к Вам» (24.11.82). Там, где в цитате стоит многоточие, в письме С. находится несколько общих мыслей.

Я ждал делового разговора, а его все не было. Мы случайно встретились в Москве. Говорили о том о сем; к моему изумлению, мой собеседник о книге и не упоминал. Я не выдержал и спросил. В моем дневнике записана его единственная реплика (беседа состоялась 19 января 1982 года):

— Вы, В. С., в жизни человек простодушный, и книгу написали бесхитростно. А тут хитрость нужна.

Большего мне добиться не удалось. С. попросил дождаться письма Галины Ивановны, которая должна была сообщить их общие замечания. Но письма не было, и я, видимо, написал что-то резкое. Сужу об этом по ответу:

«Дорогой В. С.! Вот Вы и рассердились. Конечно, непростительно долго задержали мы рукопись. За это — простите. Но по существу, разве речь идет о “нра” или “не нра”? Или о том, что книгу не отдавать в издательство? Просто естественное сомнение, поймут ли, правильно ли расставлены акценты, не странно ли я буду выглядеть на том “этаже”, куда Вы меня вознесли. Те же сомнения были у меня по поводу статьи для “ВЛ”. А тут целая книга! Вот что главное, а расхождения в понимании отдельных стихов не так существенны. Ведь тут воля ваша. Я так-то думал, а Вы сяк-то поняли. И может быть, вернее, чем я сам думал. В общем, не сердитесь» (24.02.83).

С. был человек скромный и добрый. Что-то явно мешало ему принять мой труд, обидеть меня он не хотел. Отсюда, как я понимаю, его уклончивость. В письме Галины Ивановны было несколько указаний на фактические ошибки (которые я учел), разрешение от имени С. печатать все фрагменты его дневников, писем и наших разговоров, кроме одного (который я опустил), и несколько других замечаний (которые я большей частью не принял).

Весной 1986 года книга вышла в «Советском писателе». Вскоре летом одна знакомая отдыхала в Пярну. Там состоялся вечер С., на который она, конечно, пошла. Когда он кончил читать стихи, стали задавать вопросы. Она поинтересовалась его мнением о моей книге.

— Я ее еще не прочел, — ответил С. — Но вообще приятно: на обложке — «Давид Самойлов», а писал не ты.

Я-то знал, что он дважды прочел ее в машинописи. Он отшутился. Я видел, что С. с чем-то борется, когда оказывается перед необходимостью формулировать свое отношение к моим писаниям о нем. Конечно, я огорчался.