Я помню одну престарелую даму, с которой познакомился на уроках поэзии. Однажды она шёпотом поведала мне, что у неё было много возлюбленных в прошлом – на этом слове она сделала особое ударение. Сказала, что ни о чём не жалеет, так как в старости все её любовные приключения превратились в воспоминания. Когда становится скучно, она просто думает о ком-нибудь из бывших.
Я сейчас живу, как та старуха. Вспоминая тех, кого прикончил собственными руками. Кажется, даже фильм есть такой – «Воспоминания об убийстве»[5].
Я верю, что зомби действительно существуют. Если чего-то не видел собственными глазами, это всё равно может оказаться реальным. Часто смотрю фильмы про оживающих мертвецов. Один раз даже принёс топор в свою комнату. Когда Ынхи спросила, зачем я взял топор, ответил, что из-за зомби. С трупами лучше всего разделываться топором.
Нет ничего хуже, чем стать жертвой убийцы. Этого ни в коем случае нельзя допустить.
В коробку, стоящую у изголовья кровати, запрятал шприц со смертельной дозой пентобарбитала. Его применяют для эвтаназии крупных животных – коров или свиней. Хочу использовать, когда деменция подберётся совсем близко. Затягивать нельзя.
Мне страшно. Признаюсь, мне страшно.
Почитаю сутры.
В голове всё спуталось. С исчезновением воспоминаний не на чем мысленно остановиться и успокоиться.
Английский поэт Фрэнсис Томпсон однажды написал:
«Мы рождены в страданиях чужих, а умираем в собственных страданьях».
Мама, ты родила меня, а теперь твой сын умирает.
Мой мозг испещрён дырами. Может, у меня губчатая энцефалопатия, а в больнице от меня это скрывают?
Впервые за долгое время выбрался с Ынхи в город и поел китайской еды. Мы заказали жареную курицу в лимонном соусе и ассорти из морепродуктов, но я никак не мог почувствовать вкус всего этого. Теряю вкусовые ощущения?
Расспрашивал Ынхи о работе, но она, как обычно, отделывалась односложными ответами. Она ведёт себя так, словно ничто на свете её не интересует.
Всем своим видом она говорит: «Ну да, я живу в этом мире. Равно как и другие люди, у которых каждый день что-то случается. Но ко мне это не имеет никакого отношения, и мне до этого нет никакого дела».
У нас с Ынхи почти нет тем для разговора. Я мало что знаю о её жизни, а она понятия не имеет, кто я такой. Только в последнее время появилось, о чём поговорить. О моей болезни. Ынхи боится. Боится и потому часто заговаривает о моём состоянии. Хотя с памятью у меня всё хуже, протянуть я могу ещё долго, и если случится именно так, Ынхи, возможно, придётся бросить работу, чтобы за мной ухаживать. Какая молодая женщина захочет нянчиться с больным стариком в деревенской глуши? Болезнь Альцгеймера способна лишь разрушать, обратный процесс невозможен. Поэтому для всех будет лучше, если я поскорее умру.
Кроме того, Ынхи, в моей смерти для тебя есть ещё одна выгода. Тебе достанутся деньги по моей страховке, хотя ты ничего об этом не знаешь.
Я оформил страховку десять с лишним лет назад. Чувствовалось, что страховой агент, прибывшая после моего звонка, удивлена тому, какой неожиданно крупный взнос я хочу сделать. Это была женщина лет сорока пяти, но она казалась совсем неопытной. Наверняка до продажи страховок долгое время сидела дома с детьми.
– Всё унаследует ваша дочь?
– Больше у меня никого нет. Была младшая сестра, но она давно умерла.
– Конечно, о дочери следует позаботиться, но вам и самому пригодятся в старости деньги.
– Мне хватит на старость.
– Но ведь сейчас продолжительность жизни значительно увеличилась. Вы можете прожить ещё очень долго, приняли во внимание этот риск?
Риск прожить слишком долго! Как забавно теперь выражаются люди. Ничего не отвечая, я рассматривал её лицо. Я-то знал верный способ укоротить продолжительность жизни. Словно почувствовав угрозу в моём взгляде, женщина слегка втянула голову в плечи.
– Ну, как вам угодно. И всё же стоило бы подумать о себе.
Она начала торопливо заполнять документы, которые я должен был подписать. Я расписался на всех бумагах. После моей смерти Ынхи достанется немалая сумма. А если Ынхи умрёт раньше меня? Мучительно представлять, что Ынхи может стать жертвой похищения и убийства. Ведь мне лучше других известно, как это всё происходит.
За свою жизнь я ни разу не сказал никому ничего дурного. Я не пью, не курю, не сквернословлю, и потому люди часто думают, что я верующий. Верю ли я в Иисуса, спрашивают меня. Несчастные идиоты, разделяющие человечество на пару-тройку категорий. Так-то оно, конечно, проще, но и опаснее в то же время. Им и в голову не приходит, что могут существовать такие, как я – не принадлежащие ни к каким категориям.
Утром открыл глаза – место незнакомое. Вскочил, натянул штаны, выбежал на улицу. Меня тут же облаяла чья-то собака. Пока метался в поисках обуви, из кухни вышла Ынхи. Я был у себя дома.
Какое облегчение! Я всё ещё помню Ынхи.