Вдруг моего плеча коснулась рука, и меня словно вывернуло наизнанку волной ужаса, в ожидании стоящего позади меня вампира. Подскочив на месте, я обернулась и увидела бабушку. Она показывала мне жестами не произносить ни звука, а когда я кивнула в ответ, она перелистнув альбомный лист, взяла в руки карандаш и написала: «ты должна перестать бояться!» Посмотрев мне в лицо, она продолжила писать: «закрой глаза и представь нить, выходящую из твоей груди туда в темноту окна. Собери всю свою волю и разорви её».
Она снова взглянула мне в глаза и, положив карандаш на стол, дотронулась до моих ладоней. Только тогда я поняла, насколько мои руки похолодели, и я послушно закрыла глаза. В то же мгновение эти свирепые глаза возникли в моем воображении, точнее это было так, словно кто-то поставил слайд с ними между моими глазами и плотно закрытыми веками. Я совершенно не могла от них отделаться — это было выше моих сил, и я просто положила бабушкину ладонь себе на глаза. Спустя всего пару секунд меня озарила яркая белая вспышка, сквозь которую я всё ещё видела две темные точки, никак не отпускающие меня. Они казались сейчас слабее и я, воспользовавшись ситуацией, представила нить, исходящую из середины своей груди. Собрав все свои мыслимые и немыслимые силы, я подняла руки и разорвала её, глядя, как конец, извиваясь змеей, исчезает в пустоте чернеющих оконных стекол.
— Не бойся. Он питается тобой, только когда ты боишься. Пойми здесь и сейчас: он не может зайти в дом, не может укусить тебя. Это всё мифы, лишь нагоняющие страх, — бабушка гладила мои волосы и плечи, тихо шепча мне на ухо. — Никто не может причинить тебе боль, особенно в этом доме, особенно рядом со мной.
Ее голос был тихий и монотонный, словно колыбельная песня, он постепенно возвращал мне спокойствие. Наконец, я почувствовала, что вампир отпустил меня. В то же мгновение вместе с облегчением пришел невероятный упадок сил. Голова закружилась, и уже в следующую секунду я ощутила тошноту. Бабушка помогла мне лечь в кровать. А в своем солнечном сплетении теперь я чувствовала большую дыру. Это было одновременно уникальное и пугающее чувство, и я много раз дотрагивалась до себя, чтоб проверить, нет ли реальной дыры в моем теле.
— Как ты узнала про нить в груди? — при первой же возможности спросила я.
— Именно так у нас отбираются жизненные силы. Это ощущение в груди одинаково для всех и каждого, — спокойно ответила она, заваривая мне лечебный чай.
Наутро тело совсем меня не слушалось, оно было лишено всяких сил. Ноги чуть шевелились, каждое движение превращалось в победу над собой, и мне совсем не хотелось вставать с кровати. С самого утра меня сильно знобило, и этот неприятный озноб частенько чередовался с приступами тошноты. По сему, у меня совсем не было аппетита. Лишь одно, чего я хотела сегодня, чтоб меня оставили лежать, вот так в покое, на целый день. Бабушка снова сделала какой-то отвар, но теперь уже не для питья, а для примочек. Смочив в нем полотенце, она настырно обтирала им моё лицо, солнечное сплетение, живот и руки. Мне казалось, она специально делает это слишком часто, чтоб позлить меня. Хоть причин для этого у нее не было, все же я становилась внезапно раздражительной и постоянно пыталась отогнать ее от себя. Казалось, что у меня нет сил, даже терпеть ее заботу!
Несмотря на все сопротивления, она все же выходила меня к вечеру, и мне стало гораздо лучше. Перестав чувствовать раздражение, я с надеждой ощущала, как опустошение в груди тоже потихоньку проходит. Встав с постели, я даже согласилась выпить бабушкин горячий бульон. Раздался стук в дверь, и на пороге появилась Людмила. Она прошла в комнату, и бабушка жестом пригласила ее сесть за стол.