Мемуары знатной дамы: путь от фрейлины до эмигрантки. Из потонувшего мира

В заключение еще одна маленькая особенность: старая княгиня не носила никаких драгоценностей, кроме окруженного крупными бриллиантами портрета своего отца, который она носила на груди. Всеми же своими жемчугами, сапфирами, изумрудами и рубинами она увесила своих рабынь, как бы выставив нам напоказ свое богатство. Одна из жен султана была тогда как раз у нее с визитом, и мы ей были представлены. Она нам не подала руки и не говорила с нами, но зато ела много сладостей и беспрерывно курила папиросу за папиросой. Меня чрезвычайно удивило, когда я увидела на ней прекрасное платье от Ворта; но ввиду жары она сняла лиф и набросила на плечи пеньюар, какие можно было до войны купить в «Лувре» или «Бон-Марше» за 39 франков и 75 сантимов. Когда мы прощались, старая княгиня, сидя скрестив ноги, предложила каждой из нас по папироске, склеенной, к моему ужасу, ее слюной. С большой важностью просила она передать поклон императрице, что заставило меня улыбнуться.

Несколько дней спустя я покинула Константинополь и уехала в Петербург.

Последние годы императора Александра II

Петербург гремел победою – взятием Карса, и генерал Лорис-Меликов за взятие этой крепости был возведен в графское достоинство. Эта победа считалась в 1877–1878 годах весьма значительной, и граф был героем дня. Я была тогда уже год вдовою и вследствие траура не делала никому визитов, но в интимных кругах я встречалась со многими моими друзьями, и у графини Адлерберг, жены министра двора Александра II, я часто встречалась с кавказским генералом. Он часто меня посещал и вскоре стал постоянным участником наших обедов, партий в вист, ужинов. И любезный, и грубоватый в одно и то же время, не лишенный хитрости, он умел по отношению мужчин и женщин, чтобы им понравиться, применять приемы, всегда имевшие успех: сначала он противоречил своему собеседнику, затем позволял себя переубедить, говоря: «Ваша логика, действительно, поразительна. Да, да, вы несомненно правы. Я совершенно с вами согласен после того, как вы мне этот вопрос показали в ином освещении». Конечно, он разнообразил свои выражения и не так скоро позволял себя переубедить, но цель им всегда достигалась: он оставлял своему собеседнику гордое и приятное сознание своего превосходства. Будучи человеком без эрудиции, Лорис-Меликов умел это прекрасно скрывать. Начиная разговор на политическую или литературную тему, он вдруг, сразу, умолкал, предоставляя говорить другим, а сам лишь зло усмехался, чтобы показать, что в нем заключен целый мир познаний.

В клубах, в салонах только и было разговору, что о прекрасном армянине. У г-жи Нелидовой он познакомился и сблизился с министром финансов Абазой, либеральные мнения которого он льстиво поощрял. С графом Адлербергом и с министром внутренних дел Тимашевым он был консерватором, с великим князем Константином – славянофилом, с немецким послом генералом Вердером – германофилом, ярым приверженцем английской политики – с лордом Дуссерином, а с генералом Шанси – восторгался французской армией; таким образом, он каждому нравился, и каждый говорил о нем: «C’est mon homme!»[13] Но медовый месяц, как в политике, так и в любви, скоро проходит. Будучи по натуре своей либералом, он тем не менее не имел никаких убеждений. Чтобы подтвердить примером шаткость его воззрений, я приведу его мнение об английской политике. Он говорил, что превосходство английского политического строя заключается в том, что министры назначаются там по выборам. В Царицыне, на Волге, тогда свирепствовала чума, что вызвало там крупные беспорядки (тогда решено было отправить туда кого-либо с чрезвычайными полномочиями). Имя Лорис-Меликова было на устах у всех. Император назначил его для этой миссии, и он выехал в сопровождении профессора медицины Эйхвальда в Царицын, взяв с собою предупредительно в виде большой свиты военную молодежь тех влиятельных семей, которые еще находились вне сферы его влияния. Так, он дал очень высокое назначение молодому графу Орлову-Денисову, пасынку графа Петра Шувалова; этим он обеспечил себе благорасположение и высокий пост всесильного фаворита Александра II. Все эти молодые графы, князья, блестящие гвардейские офицеры отправились на борьбу с чумой с порывом крестоносцев, шедших для освобождения гроба Господня. И те и другие были объяты эгоистическими желаниями – крестоносцы хотели добыть золото и драгоценности, свита Лорис-Меликова ждала чинов и орденов. Само собою разумеется, Лорис-Меликов по приезде на место своего назначения поспешил сообщить обер-гофмейстерине графине Протасовой, что ее племянник служит примером доблести для всех; графине Бобринской – что ее племянник поразил всех своей храбростью, а похвала его молодому Орлову-Денисову была безгранична. Он говорил, что Денисов его правая рука, и он не знает, что бы он стал делать без него. Узнав содержание того письма, император назначил Орлова-Денисова за его ум и самопожертвование своим адъютантом.