Мемуары знатной дамы: путь от фрейлины до эмигрантки. Из потонувшего мира

Однажды на одном из вторников у г-жи Нелидовой объявил он мне о своем визите ко мне на следующий день, прибавив: «Я принесу вам целый ворох очень интересных газетных статей». У меня находился русский перевод сочинения Лабрюйера «Характер». Я вырвала из книги страницу с описанием отрицательных черт честолюбца и держала ее перед ним. «Взгляните, – сказал он, – как восторженно все они обо мне отзываются», – и, говоря это, он передал мне весь ворох газет. Я серьезно ему сказала: «Не все вас хвалят. У меня есть номер газеты с критической статьей о вас». – «О, какая газета, когда?» – «Я не знаю, мне прислали эту статью сегодня утром». – «И статья эта подписана?» – «Да», – ответила я и стала ему читать о честолюбце, повсюду вставляя его имя. Он освирепел: «Вот мерзавец, вот каналья, как звать этого несчастного?» – «Лабрюйер», – ответила я. Он записал в свою записную книжку это имя и сказал мне, что этот негодяй будет в этот же день выслан из Петербурга. «Этого вы сделать не можете», – возразила я. «Хотел бы я знать, кто может мне в этом помешать. Еще сегодня поставлю на ноги всю тайную полицию». – «Это вам не поможет», – сказала я ему с убеждением. Он все более и более волновался. «Откуда у вас эта уверенность, что я не сумею его найти?» – «Оттого что он умер более двухсот лет тому назад». – И тут я ему призналась в том, что я позволила себе с ним сыграть маленькую шутку, что нет причин для его волнений и что я прошу его извинения. Он был так обрадован тем обстоятельством, что хор расточаемых в его адрес похвал не был ничем нарушен, что великодушно простил мне мою выходку.

Вскоре после этого настало 1 марта 1881 года.

Смерть императора Александра II

В 3 часа дня 1 марта 1881 г., когда я в санях проезжала по Михайловской, я услыхала окликающий меня голос. Это была моя сестра, как раз выходившая из ворот Михайловского дворца. Она совершенно спокойно мне сказала: «Нам сообщили, что произведено покушение на императора. Возьми меня с собой, и поедем поздравлять императора с избавлением». Эти спокойные слова требуют пояснения.

Покушения на жизнь императора были тогда довольно часты и следовали одно за другим, что и создало известный этикет. После первого покушения волнение и радость по поводу избавления императора от опасности были настолько велики и единодушны, что все спешили в Зимний дворец, двери которого были для всех широко открыты. Так же было и после второго покушения. После третьего – покушения стали привычным явлением. И на этот раз мы не думали, что покушение может иметь тяжелые последствия и что наш обожаемый монарх мог бы от него пострадать. Он нам всем казался неуязвимым, и мы все хотели снова, по-прежнему принести ему наши поздравления с избавлением от пули преступника. Когда мы подъехали к Салтыковскому подъезду Зимнего дворца, я была поражена большой толпой, выходившей по ступеням дворца, на лицах всех было написано огромное волнение. Мы увидели английского посла лорда Дуссерина с супругой, генерала Швейница, немецкого посла, который, выходя из саней, все время повторял: «Боже мой, Боже мой, возможно ли это! Это ужасно!» – «Что такое – ужасно?» – спросила я. «Разве вы не знаете, что император убит?»

Я почувствовала, как колени мои стали подгибаться.

Офицеры, всех оружий, толпясь и толкая друг друга, всходили по лестнице. Многие из них – в пальто. Я до сих пор слышу голос полковника графа Валуева, бывшего председателя Комитета министров, говорившего другому сановнику: «Вот к чему нас привела диктатура сердца проклятого армяшки!»

Генерал Тимашев ему возразил: «А что я вам постоянно говорил?» Я внимательно взглянула на Валуева: «Как! Это он так говорит о своем друге Лорис-Меликове?» И я вспомнила, как два месяца тому назад, когда блестящий герой Карса у него обедал, Валуев, изменив слова энциклопедиста к Екатерине II: «С Севера теперь идет к нам свет», провозгласил в тосте: «С Востока теперь идет к нам свет!» Диктатура сердца – тоже было его выражением. А теперь этот дорогой друг вдруг стал – проклятым армяшкой.

Одни говорили: «Император ранен», другие утверждали, что у него оторвана нога, что есть надежда на его спасение. Иные говорили: «Обе ноги у императора оторваны, и на жизнь нет надежды»; эти противоречивые фразы следовали одна за другой. «Это плоды либеральной политики!» «Иначе и не могло быть». Все эти отрывистые фразы срывались с сотен уст людей различного происхождения. Одни говорили с болью сердца, другие – с гневом, и сквозь страшный шум голосов непрерывно прорывались проклятия по адресу последнего фаворита – Лорис-Меликова.

Наконец я точно узнала, что произошло.

После смотра в манеже император посетил великую княгиню Екатерину, и во время его обратного следования на Екатерининском канале были в него брошены две бомбы. Одною из них был тяжело ранен двенадцатилетний мальчик, случайно проходивший поблизости.