Мемуары знатной дамы: путь от фрейлины до эмигрантки. Из потонувшего мира

Полный сожаления и благородства, император велел остановить сани, вышел к раненому, и в это время была в него брошена вторая бомба, оторвавшая ему обе ноги. Истекающим кровью доставили его в Зимний дворец. Два казака из его охраны были убиты, многие ранены.

Толпа вокруг дворца росла беспрерывно, как вдруг раздался громкий, звенящий голос великого князя Владимира, голос, напоминающий сирену: «Никого больше не впускать и не выпускать!» Таким образом, все присутствующие собрались в зале, называемом «ротондой», и в длинном коридоре, ведшем в покои умершего императора.

Приносили в зал раненых казаков на носилках, и генералы, окружив их, стали их допрашивать. Непрерывно вносили новых раненых. Принесли шинель императора, изодранную, всю в крови, покрытую грязью и осколками костей. Многие, крестясь и плача, опустились на колени перед этой реликвией.

Камер-лакеи выносили из опочивальни государя миски с окровавленной водой и направлялись дальше по коридору. Их задерживали, окунали руки в окровавленную воду и напитывали ею носовые платки. Несколько спустя, опираясь на руку генерала Рылеева, прошла женщина, ведя за руку ребенка, двое других детей следовали за ней. Это была княжна Долгорукова, ставшая княгиней Юрьевской. Император несколько недель назад на ней женился и усыновил детей. В первый раз появилась она официально. Несколько минут спустя, после того, как она прошла в кабинет, где покоился император, ее душераздирающие крики разнеслись по залу – она увидела мертвым своего супруга. Солдаты довольно громко выражали свое мнение: «Царь-Освободитель умер, так как он был окружен знатью, недовольной освобождением крестьян. Мы бы лучше охранили его от убийцы».

Лорис-Меликов, вчерашний фаворит, всесильный Лорис-Меликов, расположения которого несколько часов тому назад столь многие добивались, подходил то к одному, то к другому, старался что-то объяснить – повсюду встречал он холодные, враждебные лица. «Вот ваша конституция», – сказал ему кто-то, и это был намек на конституцию, которую предполагалось через несколько дней объявить. В это же время многие окружили графа Воронцова-Дашкова, любимца наследника, заискивая перед ним даже в этот тяжелый час. Ясно вижу я его окруженным молодыми офицерами свиты наследника; тут были князь Оболенский, Владимир Шереметев, Мартынов, князь Белосельский. Воронцов-Дашков спокойно и сдержанно отвечал на их вопросы.

Наконец появился духовник императора. Голосом полным слез он медленно произнес: «Божьей милостью, император Александр II в Бозе почил». Все опустились на колени. Наступила мертвая тишина.

С этого момента наступили и времена реакции.

Рассказ моей сестры

После обручения Александра II все члены императорского дома получили от него извещение о его бракосочетании с княжной Екатериной Долгоруковой с объяснением причин, по каким он так поспешно, не дождавшись конца траурного года, решился на этот шаг. Его побудили к этому частые покушения на его жизнь. В этом же извещении он выражал свою волю – представить свою супругу великим княгиням. Великая княгиня Александра Иосифовна решительно отказалась от знакомства со своей новой невесткой и заявила, что она всю зиму проведет не в Петербурге, а в своем дворце, в Стрельне. Ее супруг, великий князь Константин Николаевич, неоднократно старался убедить ее изменить свое решение, так как брат его, император Александр II, был чрезвычайно этим недоволен. Вскоре старшая дочь императора и княгини Юрьевской (это звание она получила при своем обручении) заболела тяжелой формой тифа. Чтобы смягчить своего зятя, великая княгиня послала меня к княгине Юрьевской справиться о состоянии здоровья ее дочери.