Керенский сделал мне знак удалиться. Я сделал вид, будто не вижу этого, и обратил свои взоры на царя, ожидая его приказания… „Оставьте меня одного с Александром Федоровичем“, – сказал он спокойно. Полчаса спустя государь приказал своему камердинеру меня позвать. „Александр Федорович хочет видеть императрицу. Не будете ли вы так любезны его проводить?“ Я поклонился и пошел за Керенским, который шел впереди меня. Обернувшись ко мне, он сказал: „Да, я желаю увидеть Александру Федоровну, так как ее личность, о которой так много говорят, меня интересует. Я хочу с ней поговорить наедине. Я ее никогда ранее не видал“. Я ему ничего не ответил и велел доложить о нем государыне. „Пусть войдет, ведь эта чаша меня не минует“, – был ее ответ на переданное мною требование Керенского. Он оставался около часа у государыни. Когда он вышел, я обратил внимание на происшедшую у него перемену в выражении лица. Его взгляд стал мягче, и вся его осанка стала менее театральной. „Я ее себе представлял совершенно другой, – сказал он, – она очень симпатична и, по-видимому, примерная мать. Какое достоинство, какая сила воли, какой разум! И как она хороша“.
Затем он снова вернулся к государю, у которого пробыл еще четверть часа. После моего отъезда, к моему глубокому изумлению, государь сказал мне и Долгорукову довольным тоном: „Вы знаете, царица произвела на Керенского прекрасное впечатление. Он несколько раз мне говорил: „Какая она у вас умная!“ Не стану от вас скрывать, – продолжал Бенкендорф, – на меня произвело неприятное впечатление, что царь был доволен по поводу похвалы Керенского его супруге. Не знаю, что государыня рассказывала государю по поводу этого разговора. В нашем присутствии она никогда не говорила об этом посещении.
Николай II много читал, чаще всего книги о Французской революции. Он был мало знаком с этой эпохой и увлекся историей жирондистов Ламартина. Он неоднократно пробовал читать из этой книги государыне, но нервы ее были в таком состоянии, что рассказы о Марии-Антуанетте, судьбу которой она впоследствии разделила, ей было невмоготу слушать. Из этой книги царь черпал силы подчиниться безропотно воле Божьей. Он сравнивал свою жизнь с жизнью Людовика XVI и находил, что он менее несчастен, чем этот французский король, так как при нем оставили его семью.
Когда после посещения Керенским Временное правительство ограничило царский обед, состоявший из пяти блюд, тремя и великие княжны стали выражать неудовольствие по этому поводу, государь прочитал им места из жизни французского короля и сказал: „Дети, не жалуйтесь, могло бы быть еще хуже“.
В августе Керенский снова приехал в Царское Село. Он направился прямо в комнату императора и сообщил ему, что Временное правительство решило, для их безопасности, перевести его со всей семьей в другое место и что отъезд должен немедленно последовать. „Куда повезут нас?“ – спросил государь. „Вы это в пути узнаете“, – ответил Керенский. Николай II обладал непоколебимым оптимизмом, и так как тон Керенского показался ему дружественным, то он был уверен, что их повезут в Крым, что ему было очень желательно. Керенский дал нам всем очень мало времени для упаковки вещей и вообще для дорожных приготовлений. Я, конечно, решил сопутствовать государю, но он сказал мне со своей природной добротой и чуткостью: „Не может быть, конечно, и речи о том, чтобы вы с нами ехали, мой милый Бенкендорф. Ваша жена слишком больна, и вы не можете ее оставить. Я возьму с собой вашего пасынка, князя Василия Долгорукова, генерала Татищева, доктора Боткина и m-er Жильяра. Для начала будет достаточно. Когда супруга ваша поправится, вы, конечно, можете к нам приехать“.
Волнение прислуги было велико. Я должен заметить, что оставшиеся при царской семье слуги были ей очень преданы, и никто из них не отказывался следовать за императором и его семьей. Другие же слуги вели себя недостойно, и под предлогом любви к отечеству и либеральным идеям они покинули свою службу у императора. Час отъезда был назначен Керенским на 3 утра. С половины третьего были все уже в сборе в зале дворца, где священник совершал молебен. Бедные дети особенно радовались предстоящей перемене. Наследник был очень оживлен и шаловлив. Все были убеждены, что цель их поездки – Ливадия в Крыму.
Пробило 3 часа. Прошло затем четверть часа, затем полчаса, три четверти, час. Керенский не появлялся. Наконец государь послал офицера разыскать диктатора, находившегося все это время во дворце. Офицер вернулся и сообщил, что диктатор спит и никто не имеет права его будить. Все были давно готовы. Государь был уже в фуражке, в перчатках. Нетерпение и нервность возрастали, и мы все глубоко чувствовали то унижение, которое выпало на долю того, кто еще вчера был всесильным властителем. Наконец, после того, как мы прождали два часа, появился Керенский – свежий, отдохнувший. Он не сказал ни слова в извинение и лишь произнес, будто желая этим сделать всем удовольствие: „Я прекрасно выспался. Теперь можем ехать“».
В руках такого человека находилась судьба России!