Мемуары знатной дамы: путь от фрейлины до эмигрантки. Из потонувшего мира

Он часто приходил ко мне, так как потребность в обществе была у нас велика. Желание сообщить новость, поделиться впечатлениями, забыть на мгновение муки голода, холода, отсутствие освещения – все это побуждало нас, несмотря на затруднение и опасность таких посещений, ходить друг к другу – так велико было в нас желание встретиться и провести несколько часов вместе. Замученные голодом, изобретали мы всевозможные блюда, конечно, не утолявшие голода, – мы делали сухари из кофейной гущи, из картофельной шелухи, смешанной с небольшим количеством муки с песком, делали лепешки из тертых бураков. Счастливы были те, у кого имелось какао или черствый французский военный сухарь, который надо было размягчать в воде и делать из него похлебку. Нейтральные и союзники делали для нас все, что могли, и часто даже более того. Я хочу здесь выразить свою благодарность итальянскому офицеру графу Руджери, сыну генерала того же имени. Он в тяжелые дни был братом для молодых и сыном для старых. Американский генерал Юдзон был нами тоже очень любим, мы очень ценили беспристрастность его суждений, его ум, его отзывчивость. Когда военные миссии уехали, призрак голода охватил нас своими костлявыми объятьями, и наши муки стали невыносимыми! Голод мучил графа Бенкендорфа, привыкшего много есть, настолько, что он однажды, полумертвый, поднялся с постели и притащился ко мне, так как он слышал, что обещанный мне Сквениусом шоколад прибыл утром из Дании и что я угощу каждого из моих гостей чашкой шоколада.

Помню я этот вечер. Мы сидели за столом, на котором блистал случайно не похищенный у меня канделябр в стиле Людовика XII и стояло серебряное блюдо с необычайной роскошью – купленными за большие деньги рябчиками, привлекавшими жадные взоры присутствующих. С помощью бутылки пунша, преподнесенной мне шведским морским атташе, капитаном Клаасеном, сделала я напиток, состоявший из небольшого количества пунша, воды и двух лимонов. Лимоны мне достала моя прислуга и заплатила за них такие деньги, на которые можно было бы приобрести какую-нибудь драгоценность.

Почти все, сидевшие у меня тогда за столом, умерли насильственной смертью. Трепов, некогда слава консерваторов, был застрелен, Бутурлин – застрелен, последний киевский губернатор застрелен, убит также наш друг, умный, высокообразованный человек – Николай Безак. Светлейший князь Мингрельский умер при ужасных условиях в тюрьме, гофмаршал великого князя Кирилла Константин Гартунг скончался также в тюрьме, последний рижский губернатор Звегинцев умер в ссылке.

Сестре моей удалось бежать годом ранее меня. Сквениусы, сделавшие нам столько добра, и генерал Брандштрем, которому я обязана моей жизнью и свободой, были вместе с упомянутыми постоянно с нами.

Часто, очень часто я проводила вечера у Бенкендорфов. И они мне подтверждали то, о чем мне говорил Фредерикс, которого я также часто видела. Фредерикс должен был в день отречения покинуть государя. Бенкендорф и его жена разделяли с их величествами их арест в Царском Селе до их перевода в Тобольск. Страдая вместе с ними, они были свидетелями их голгофы. Всегда ровный, беспристрастный граф Бенкендорф держался всегда спокойно.

В его сообщениях просвечивало менее теплоты и симпатии, чем в сообщениях Фредерикса; в них не замечалось нежности старика к ребенку, но зато они отличались беспристрастной обрисовкой личностей царя и царицы. Он говорил о том, как Николай II покорился своей судьбе во время своего ареста, как терпеливо переносил он все унижения, даже ругань, как он продолжал любить свой народ, которого он не считал ни за что ответственным и которому он до конца прощал все, происшедшее с ним. «В течение семи месяцев – ни одной минуты гнева или жалоб! Вежливый со своими тюремщиками, благодарный нам, собственно лишь исполняющим свой долг, он ни разу не обмолвился словом упрека по адресу покинувших его! Иногда можно было подумать, что он не отдает себе ясного отчета в своем положении – так как невозможно было понять то христианское совершенство, которое он достиг с того дня, как он должен был отказаться от жизненных благ.

Государыня была менее симпатичной, но держалась холодно, молчаливо и с большим достоинством. Она старалась скрывать свои чувства, но видно было, что в ней бушевала гроза. Приведу пример: однажды один гвардейский офицер, старого режима, находился со своим отрядом во дворце в карауле. Каждое утро при смене караула царская семья должна была собираться в одном из залов и подвергаться тщательному осмотру. Государя называли просто: полковник Романов, государыню – Александра Федоровна, жена полковника Романова. После осмотра государь выходил к офицерам, – частью недостойным предателям, частью же попавшим против воли их в эти тягостные условия, – любезно подавал им руку, расспрашивал об их службе и приглашал их к обеду.