Men from the Boys, или Мальчики и мужчины

— Тебе не надо, — сказала. — Уже почти конец семестра. Ты пропустил все экзамены.

В его голубых глазах что-то промелькнуло.

— Может, и не пропустил, — сказал он. — Может, я разделался с ними одной левой, потому что они были проще пареной репы, а я учусь гораздо лучше всех этих болванов.

Я просветлел:

— Так и было, Пэт?

— Может быть, — сказал он. — Кому какое дело? Экзамены ничего не значат. Из-за них не обязательно ходить в школу, и можно найти занятие получше. Просто тебя оставляют в школе, чтобы не плодить безработных.

Он кивнул, что-то решая:

— Но сегодня я хочу пойти туда. Когда все будут там. Все они. Каждый из них.

— Никому в Рамсей Мак нет дела до того, появишься ты или нет, — сказал я, ощущая тревогу.

Я чувствовал, что теперь он свободен от Рамсей Мак и нам надо оставить все это позади.

Я не хотел, чтобы он шел в школу.

— Но я этого хочу, — сказал он, читая мои мысли, и выпустил из ноздрей две струйки дыма.

Он раздавил сигарету потертым школьным ботинком и столкнул окурок в сточную канаву.

— Я просто думаю, что должен это сделать, — сказал он.

Поэтому мы отправились позавтракать, а после этого я повез его в Рамсей Мак в самый последний раз.

На игровых площадках поднималось множество шатров. Большие белые бедуинские палатки для последнего дня семестра, для раздачи наград, похлопываний по спине и речей. Я подумал, что это можно было бы и пропустить.

Звенел звонок, возвещая начало занятий, когда мы остановились у ворот. Но экзамены были уже сданы, начинались каникулы, и распорядок дня в Рамсей Мак уже не был таким строгим.

Поэтому перед школьными воротами царило столпотворение.

Тут были все — и обычные дети, норовящие все разом протиснуться в ворота, и остальные.

Уильям Флай. Прыщавый. Кучка хихикающих отморозков, которые всегда группируются вокруг подобных Флаю и его прихвостню с изрытым прыщами лицом.

И Элизабет Монтгомери, еще более красивая, чем обычно, почти превратившаяся в женщину, со сверкающим кольцом в честь помолвки, камень на котором был размером с отель «Рамада-инн». Кольцо было надето на третий палец левой руки.

Все были там. Та, которую любил мой сын, и те, кто превратил его жизнь в ад, и прочие статисты в поношенных синих пиджаках.

Они смотрели, как он выходит из машины и идет к воротам.

Потом их взгляды обратились на Уильяма Флая, и все увидели, как он отвернулся от Пэта и уставился себе под ноги.

Пэг вошел в ворота Рамсей Мак, и Уильям Флай шагнул в сторону. Парни, окружавшие его, сделали то же самое. Элизабет Монтгомери не шевельнулась. Она просто почесала ухо, и кольцо с огромным бриллиантом сверкнуло в солнечном свете последнего дня семестра.

Потом Уильям Флай кивнул Пэту, почти с почтением, клюнув своим сломанным носом.

Но Пэт прошел мимо них, его длинные волосы сияли, голубые глаза были устремлены вперед, словно у ворот никого не было.

Мой сын вошел в здание школы.

И никто не посмел его тронуть.

24

Ложная тревога. Не нужно паниковать.

Джина не была лесбиянкой.

Ее новый приятель на кухне готовил нам чай. Его крепкое безволосое тело, облаченное в шелковую майку и аккуратные шорты, было до смешного мужественным. Под кожей бугрились тщательно натренированные мышцы, которые качали, холили и кормили протеином. Он выглядел как презерватив, набитый фундуком. Я был больше похож на лесбиянку, чем он. Мы улыбнулись ему, когда он поставил перед нами поднос, а потом снова исчез на кухне, погруженный в хозяйственные хлопоты.

— Ого, Джина, — проговорил я. — У него мускулы в таких местах, где я и не подозревал их наличие. Где ты его нашла?

Она сидела на диване, скрестив ноги, и разливала нам молоко. Она знала, как я люблю. Ей не надо было спрашивать. На ней были спортивные брюки и футболка. Волосы собраны назад, чтобы можно было видеть ее сказочное лицо во всей его сводящей с ума красоте. Никакого макияжа, кожа все еще блестит от утренней зарядки, или как там это называется.

— Он работает в том же спортклубе, что и Сиан, — сказала она, тщательно соблюдая пропорции в чашках.

Одна ложка сахара для меня, без сахара для нее. По капельке молока для нас обоих.

— Мы разговорились, когда он помогал мне с ягодичными мышцами.

— Очень романтично.

Я отхлебнул чая, даже слегка разочарованный тем, что у Джины не получилось стать лесбиянкой. Было что-то странным образом обнадеживающее в том, что после разрыва с вами женщина полностью теряет интерес к мужчинам. Превращение бывшей жены в лесбиянку — своего рода комплимент, хоть и сомнительный.

— Сиан была слишком собственницей, — объяснила она, читая мои мысли. — Сексуальная ревность — бог мой! Хуже мужика.

Она вздохнула:

— Пойдем на воздух?

Мы вышли на балкон. Сохо, лежавший в четырех этажах под нами, был пойман между ночью и днем. Несколько гуляк с ввалившимися глазами потягивали последний эспрессо в итальянском баре и шли завтракать в кондитерскую «Валери», но вдоль всей Олд-Комптон-стрит в витринах магазинов и кафе еще были опущены предохранительные решетки безопасности.

— Я хотела как лучше, Гарри, — сказала мне Джина, и, когда она взглянула на меня, годы куда-то ушли.